Неточные совпадения
Никто
не дерзал отказываться от
его приглашения или в известные дни
не являться с должным почтением в село Покровское.
Всегдашние занятия Троекурова состояли в разъездах около пространных
его владений, в продолжительных пирах и в проказах, ежедневно притом изобретаемых и жертвою коих бывал обыкновенно какой-нибудь новый знакомец; хотя и старинные приятели
не всегда
их избегали за исключением одного Андрея Гавриловича Дубровского.
С тех пор
они каждый день бывали вместе, и Кирила Петрович, отроду
не удостоивавший никого своим посещением, заезжал запросто в домишко своего старого товарища.
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным
его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда
он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение,
не заботясь о том, противуречило ли
оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было
ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так
их пугнул, что навсегда отбил у
них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.
Кирила Петрович гордился сим прекрасным заведением и никогда
не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями, из коих каждый осматривал
его по крайней мере уже в двадцатый раз.
Его состояние позволяло
ему держать только двух гончих и одну свору борзых;
он не мог удержаться от некоторой зависти при виде сего великолепного заведения.
«Что же ты хмуришься, брат, — спросил
его Кирила Петрович, — или псарня моя тебе
не нравится?» — «Нет, — отвечал
он сурово, — псарня чудная, вряд людям вашим житье такое ж, как вашим собакам».
«Мы на свое житье, — сказал
он, — благодаря бога и барина
не жалуемся, а что правда, то правда, иному и дворянину
не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку.
Возвратясь с гостями со псарного двора, Кирила Петрович сел ужинать и тогда только,
не видя Дубровского, хватился о
нем.
Отроду
не выезжал
он на охоту без Дубровского, опытного и тонкого ценителя псовых достоинств и безошибочного решителя всевозможных охотничьих споров.
Слуга, поскакавший за
ним, воротился, как еще сидели за столом, и доложил своему господину, что, дескать, Андрей Гаврилович
не послушался и
не хотел воротиться.
Кирила Петрович, по обыкновению своему разгоряченный наливками, осердился и вторично послал того же слугу сказать Андрею Гавриловичу, что если
он тотчас же
не приедет ночевать в Покровское, то
он, Троекуров, с
ним навеки рассорится.
По нынешним понятиям об этикете письмо сие было бы весьма неприличным, но
оно рассердило Кирила Петровича
не странным слогом и расположением, но только своею сущностью. «Как, — загремел Троекуров, вскочив с постели босой, — высылать к
ему моих людей с повинной,
он волен
их миловать, наказывать! — да что
он в самом деле задумал; да знает ли
он, с кем связывается? Вот я ж
его… Наплачется
он у меня, узнает, каково идти на Троекурова!»
Прошло несколько дней, и вражда между двумя соседами
не унималась. Андрей Гаврилович
не возвращался в Покровское, Кирила Петрович без
него скучал, и досада
его громко изливалась в самых оскорбительных выражениях, которые благодаря усердию тамошних дворян доходили до Дубровского исправленные и дополненные. Новое обстоятельство уничтожило и последнюю надежду на примирение.
Дубровский был отменно сердит: прежде сего никогда люди Троекурова, известные разбойники,
не осмеливались шалить в пределах
его владений, зная приятельскую связь
его с
их господином.
Слух о сем происшествии в тот же день дошел до Кирила Петровича.
Он вышел из себя и в первую минуту гнева хотел было со всеми своими дворовыми учинить нападение на Кистеневку (так называлась деревня
его соседа), разорить ее дотла и осадить самого помещика в
его усадьбе. Таковые подвиги были
ему не в диковину. Но мысли
его вскоре приняли другое направление.
Уверенный в своей правоте, Андрей Гаврилович мало о
нем беспокоился,
не имел ни охоты, ни возможности сыпать около себя деньги, и хоть
он, бывало, всегда первый трунил над продажной совестью чернильного племени, но мысль соделаться жертвой ябеды
не приходила
ему в голову.
Никто
не обратил на
него внимания.
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел в сей суд с прошением в том, что покойный
его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14 дня, служивший в то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем
их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что
ему после отца
его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении
его было,
не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и отец
его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за
него отказ.
— А наконец 17… года сентября 6-го дня отец
его волею божиею помер, а между тем
он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе и по большой части был в походах за границами, почему
он и
не мог иметь сведения, как о смерти отца
его, равно и об оставшемся после
его имении.
А между тем отцу
его в той же доверенности по случаю заплаты всей суммы владеть тем покупным у
него имением и распоряжаться впредь до совершения оной крепости, как настоящему владельцу, и
ему, продавцу Троекурову, впредь и никому в то имение уже
не вступаться.
Но когда именно и в каком присутственном месте таковая купчая от поверенного Соболева дана
его отцу, —
ему, Андрею Дубровскому, неизвестно, ибо
он в то время был в совершенном малолетстве, и после смерти
его отца таковой крепости отыскать
не мог, а полагает, что
не сгорела ли с прочими бумагами и имением во время бывшего в 17… году в доме
их пожара, о чем известно было и жителям того селения.
— Упомянутый же по сему делу прежний покупчик сего имения, бывший провинциальный секретарь Петр Троекуров, владел ли сим имением,
они не запомнят.
Дубровских назад сему лет 30 от случившегося в
их селении в ночное время пожара сгорел, причем сторонние люди допускали, что доходу означенное спорное имение может приносить, полагая с того времени в сложности, ежегодно
не менее как до 2000 р.
Напротив же сего генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров 3-го генваря сего года взошел в сей суд с прошением, что хотя помянутый гвардии поручик Андрей Дубровский и представил при учиненном следствии к делу сему выданную покойным
его отцом Гаврилом Дубровским титулярному советнику Соболеву доверенность на запроданное
ему имение, но по оной
не только подлинной купчей, но даже и на совершение когда-либо оной никаких ясных доказательств по силе генерального регламента 19 главы и указа 1752 года ноября 29 дня
не представил.
А как означенные помещики, имея во владении
не принадлежащего
им имения и без всякого укрепления, и пользовались с оного неправильно и
им не принадлежащими доходами, то по исчислении, сколько таковых будет причитаться по силе… взыскать с помещика Дубровского и
его, Троекурова, оными удовлетворить.
Как из дела сего видно, что генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров на означенное спорное имение, находящееся ныне во владении у гвардии поручика Андрея Гаврилова сына Дубровского, состоящее в сельце Кистеневке, по нынешней… ревизии всего мужеска пола ** душ, с землею, и угодьями, представил подлинную купчую на продажу оного покойному отцу
его, провинциальному секретарю, который потом был коллежским асессором, в 17… году из дворян канцеляристом Фадеем Спицыным, и что сверх сего сей покупщик, Троекуров, как из учиненной на той купчей надписи видно, был в том же году ** земским судом введен во владение, которое имение уже и за
него отказано, и хотя напротив сего со стороны гвардии поручика Андрея Дубровского и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Троекуровым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя отца
его, Дубровского, но по таковым сделкам
не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу…. воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертию дателя оной совершенно уничтожается.
Дубровских несколько лет в бесспорном владении, и из дела сего
не видно, чтоб со стороны г. Троекурова были какие-либо до сего времени прошения о таковом неправильном владении Дубровскими оного имения, к тому по уложению велено, ежели кто чужую землю засеет или усадьбу загородит, и на того о неправильном завладении станут бити челом, и про то сыщется допрямо, тогда правому отдавать тую землю и с посеянным хлебом, и городьбою, и строением, а посему генерал-аншефу Троекурову в изъявленном на гвардии поручика Дубровского иске отказать, ибо принадлежащее
ему имение возвращается в
его владение,
не изъемля из оного ничего.
«Как!
не почитать церковь божию! прочь, хамово племя!» Потом, обратясь к Кирилу Петровичу: «Слыхано дело, ваше превосходительство, — продолжал
он, — псари вводят собак в божию церковь! собаки бегают по церкви.
Судьи, надеявшиеся на
его благодарность,
не удостоились получить от
него ни единого приветливого слова.
Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию
не совершенный невежда, успел пустить
ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру
ему стало легче, больной пришел в память. На другой день повезли
его в Кистеневку, почти уже
ему не принадлежащую.
Прошло несколько времени, а здоровье бедного Дубровского всё еще было плохо; правда, припадки сумасшествия уже
не возобновлялись, но силы
его приметно ослабевали.
Он был
не в состоянии думать о своих делах, хозяйственных распоряжениях, и Егоровна увидела необходимость уведомить обо всем молодого Дубровского, служившего в одном из гвардейских пехотных полков и находящегося в то время в Петербурге.
Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию; отец
не щадил ничего для приличного
его содержания, и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен и честолюбив,
он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты и входил в долги,
не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости.
Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным волнением.
Он лишился матери с малолетства и, почти
не зная отца своего, был привезен в Петербург на восьмом году своего возраста; со всем тем
он романически был к
нему привязан и тем более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями.
Мысль потерять отца своего тягостно терзала
его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал
он из письма своей няни, ужасало
его.
Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго
не получал
он от отца писем и
не подумал о
нем осведомиться, полагая
его в разъездах или хозяйственных заботах.
Сердце
его исполнено было печальных предчувствий,
он боялся уже
не застать отца в живых,
он воображал грустный образ жизни, ожидающий
его в деревне, глушь, безлюдие, бедность и хлопоты по делам, в коих
он не знал никакого толку.
— А бог
их ведает, батюшка Владимир Андреевич… Барин, слышь,
не поладил с Кирилом Петровичем, а тот и подал в суд, хотя по часту
он сам себе судия.
Не наше холопье дело разбирать барские воли, а ей-богу, напрасно батюшка ваш пошел на Кирила Петровича, плетью обуха
не перешибешь.
— И вестимо, барин: заседателя, слышь,
он и в грош
не ставит, исправник у
него на посылках. Господа съезжаются к
нему на поклон, и то сказать, было бы корыто, а свиньи-то будут.
— Ох, барин, слышали так и мы. На днях покровский пономарь сказал на крестинах у нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита кузнец и сказал
ему: и полно, Савельич,
не печаль кума,
не мути гостей. Кирила Петрович сам по себе, а Андрей Гаврилович сам по себе, а все мы божьи да государевы; да ведь на чужой рот пуговицы
не нашьешь.
— Во владение Кирилу Петровичу! Господь упаси и избави: у
него часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так
он с
них не только шкурку, да и мясо-то отдерет. Нет, дай бог долго здравствовать Андрею Гавриловичу, а коли уж бог
его приберет, так
не надо нам никого, кроме тебя, наш кормилец.
Не выдавай ты нас, а мы уж за тебя станем. — При сих словах Антон размахнул кнутом, тряхнул вожжами, и лошади
его побежали крупной рысью.
Двенадцать лет
не видал
он своей родины.
— Здравствуй, Володька! — сказал
он слабым голосом, и Владимир с жаром обнял отца своего. Радость произвела в больном слишком сильное потрясение,
он ослабел, ноги под
ним подкосились, и
он бы упал, если бы сын
не поддержал
его.
— Зачем ты встал с постели, — говорила
ему Егоровна, — на ногах
не стоишь, а туда же норовишь, куда и люди.
Старика отнесли в спальню.
Он силился с
ним разговаривать, но мысли мешались в
его голове, и слова
не имели никакой связи.
Он замолчал и впал в усыпление. Владимир поражен был
его состоянием.
Он расположился в
его спальне и просил оставить
его наедине с отцом. Домашние повиновались, и тогда все обратились к Грише и повели в людскую, где и угостили
его по-деревенскому, со всевозможным радушием, измучив
его вопросами и приветствиями.
Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец
его был
не в состоянии дать
ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича
не было поверенного. Разбирая
его бумаги, нашел
он только первое письмо заседателя и черновой ответ на оное; из того
не мог
он получить ясное понятие о тяжбе и решился ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
Между тем здоровье Андрея Гавриловича час от часу становилось хуже. Владимир предвидел
его скорое разрушение и
не отходил от старика, впадшего в совершенное детство.
От природы
не был
он корыстолюбив, желание мести завлекло
его слишком далеко, совесть
его роптала.
Он знал, в каком состоянии находился
его противник, старый товарищ
его молодости, и победа
не радовала
его сердце.
Он грозно взглянул на Шабашкина, ища к чему привязаться, чтоб
его выбранить, но
не нашед достаточного к тому предлога, сказал
ему сердито: «Пошел вон,
не до тебя».
Шабашкин, видя, что
он не в духе, поклонился и спешил удалиться. А Кирила Петрович, оставшись наедине, стал расхаживать взад и вперед, насвистывая: «Гром победы раздавайся», что всегда означало в
нем необыкновенное волнение мыслей.