Неточные совпадения
Всегдашние занятия Троекурова состояли в разъездах около пространных его владений, в продолжительных пирах и в проказах, ежедневно притом изобретаемых и жертвою коих бывал обыкновенно какой-нибудь новый знакомец; хотя и старинные приятели
не всегда их избегали за исключением
одного Андрея Гавриловича Дубровского.
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение,
не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский
один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.
Его состояние позволяло ему держать только двух гончих и
одну свору борзых; он
не мог удержаться от некоторой зависти при виде сего великолепного заведения.
Кирила Петрович оделся и выехал на охоту с обыкновенной своею пышностию, — но охота
не удалась. Во весь день видели
одного только зайца, и того протравили. Обед в поле под палаткою также
не удался, или по крайней мере был
не по вкусу Кирила Петровича, который прибил повара, разбранил гостей и на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского.
Он был
не в состоянии думать о своих делах, хозяйственных распоряжениях, и Егоровна увидела необходимость уведомить обо всем молодого Дубровского, служившего в
одном из гвардейских пехотных полков и находящегося в то время в Петербурге.
— Поди, приведи ее сюда да выведи из дому всех наших людей, чтоб ни
одной души в нем
не оставалось, кроме приказных, а ты, Антон, запряги телегу.
Поднялся ветер. В
одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как
не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
Удивлялись
одному — поместия Троекурова были пощажены; разбойники
не ограбили у него ни единого сарая,
не остановили ни
одного воза.
Кирила Петрович все это пересмотрел и был недоволен
одною молодостью своего француза —
не потому, что полагал бы сей любезный недостаток несовместным с терпением и опытностию, столь нужными в несчастном звании учителя, но у него были свои сомнения, которые тотчас и решился ему объяснить.
Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие
не исключительно принадлежат
одному сословию, и с тех пор стала оказывать молодому учителю уважение, которое час от часу становилось внимательнее.
— Как за что, батюшка Кирила Петрович? а за тяжбу-то покойника Андрея Гавриловича.
Не я ли в удовольствие ваше, то есть по совести и по справедливости, показал, что Дубровские владеют Кистеневкой безо всякого на то права, а единственно по снисхождению вашему. И покойник (царство ему небесное) обещал со мною по-свойски переведаться, а сынок, пожалуй, сдержит слово батюшкино. Доселе бог миловал. Всего-на-все разграбили у меня
один анбар, да того и гляди до усадьбы доберутся.
Жаль, что сожгли молодца, а то бы от него
не ушел ни
один человек изо всей шайки.
Один только человек
не участвовал в общей радости: Антон Пафнутьич сидел пасмурен и молчалив на своем месте, ел рассеянно и казался чрезвычайно беспокоен. Разговоры о разбойниках взволновали его воображение. Мы скоро увидим, что он имел достаточную причину их опасаться.
Двери запирались
одною задвижкою, окна
не имели еще двойных рам.
— Никто, — отвечал учитель. — Меня он выписал из Москвы чрез
одного из своих приятелей, коего повар, мой соотечественник, меня рекомендовал. Надобно вам знать, что я готовился
не в учителя, а в кондиторы, но мне сказали, что в вашей земле звание учительское
не в пример выгоднее…
Ночуя в
одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим врагом и
одним из главных виновников его бедствия, Дубровский
не мог удержаться от искушения. Он знал о существовании сумки и решился ею завладеть. Мы видели, как изумил он бедного Антона Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей в разбойники.
Они поехали по озеру, около островов, посещали некоторые из них, на
одном находили мраморную статую, на другом уединенную пещеру, на третьем памятник с таинственной надписью, возбуждавшей в Марье Кириловне девическое любопытство,
не вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками князя; время прошло незаметно, начало смеркаться.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство
не доставит вам и
одной минуты счастия; роскошь утешает
одну бедность, и то с непривычки на
одно мгновение;
не отставайте от него,
не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради бога,
не отставайте.
— Как
не так, — отвечал рыжий и, вдруг перевернувшись на
одном месте, освободил свои щетины от руки Степановой. Тут он пустился было бежать, но Саша догнал его, толкнул в спину, и мальчишка упал со всех ног. Садовник снова его схватил и связал кушаком.
— То есть
не Дубровского, а
одного из его шайки. Сейчас его приведут. Он пособит нам поймать самого атамана. Вот его и привели.
Марья Кириловна ничего
не видала, ничего
не слыхала, думала об
одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее
не покидала, но когда священник обратился к ней с обычными вопросами, она содрогнулась и обмерла, но еще медлила, еще ожидала; священник,
не дождавшись ее ответа, произнес невозвратимые слова.
В это время дверь
одного из шалашей отворилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась у порога. «Полно тебе, Степка, — сказала она сердито, — барин почивает, а ты знай горланишь; нет у вас ни совести, ни жалости». — «Виноват, Егоровна, — отвечал Степка, — ладно, больше
не буду, пусть он себе, наш батюшка, почивает да выздоравливает». Старушка ушла, а Степка стал расхаживать по валу.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Лука Лукич.
Не могу,
не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною
одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право, увольте!
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только
одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни
одна женщина
не может их выдержать,
не так ли?
Одно плохо: иной раз славно наешься, а в другой чуть
не лопнешь с голоду, как теперь, например.