Особливо в вакантное время, когда он бывал разлучен надолго со своими товарищами, когда часто целые дни просиживал в уединении,
юное воображение его бродило по рыцарским замкам, по страшным развалинам или по темным, дремучим лесам.
То со всею прелестью неизвестного
юное воображение его представляло ему сладострастный образ женщины, и ему казалось, что вот оно, невыраженное желание.
«И кроме этого», в то же время думал он: «кто мне мешает самому быть счастливым в любви к женщине, в счастии семейной жизни?» И
юное воображение рисовало ему еще более обворожительную будущность. «Я и жена, которую я люблю так, кàк никто никогда никого не любил на свете, мы всегда живем среди этой спокойной, поэтической деревенской природы, с детьми, может быть, с старухой тёткой; у нас есть наша взаимная любовь, любовь к детям, и мы оба знаем, что наше назначение — добро.
Неточные совпадения
А встретить тебя в самом деле я не хотел бы. Ты в моем
воображении осталась с твоим
юным лицом, с твоими кудрями blond cendré, [пепельного цвета (фр.).] останься такою, ведь и ты, если вспоминаешь обо мне, то помнишь стройного юношу с искрящимся взглядом, с огненной речью, так и помни и не знай, что взгляд потух, что я отяжелел, что морщины прошли по лбу, что давно нет прежнего светлого и оживленного выражения в лице, которое Огарев называл «выражением надежды», да нет и надежд.
Теперь я люблю воспоминание об этом городишке, как любят порой память старого врага. Но, боже мой, как я возненавидел к концу своего пребывания эту затягивающую, как прудовой ил, лишенную живых впечатлений будничную жизнь, высасывавшую энергию, гасившую порывы
юного ума своей безответностью на все живые запросы, погружавшую
воображение в бесплодно — романтическое ленивое созерцание мертвого прошлого.
Распламеняя воспаленное
воображение, тревожа спящие чувства и возбуждая покоящееся сердце, безвременную наводят возмужалость, обманывая
юные чувства в твердости их и заготовляя им дряхлость.
Перед детским
воображением вставали, оживая, образы прошедшего, и в душу веяло величавою грустью и смутным сочувствием к тому, чем жили некогда понурые стены, и романтические тени чужой старины пробегали в
юной душе, как пробегают в ветреный день легкие тени облаков по светлой зелени чистого поля.
Муж ее со дня женитьбы своей не выезжал из усадьбы, — он оделся в грубую свиту, опоясался ремнем, много молился и сокрушенно плакал. Жена ему была утешением: при ней его меньше терзал страх смерти и страх того, что ждет нас после смерти. Марфа Андревна защищала его от гроз
воображения, как защищала от гроз природы, при которых старый боярин падал седою головою в колени
юной жены и стонал: «Защити, защити меня, праведница! При тебе меня божий гнев не ударит».