— Я прошу вас! — слышалось сквозь ее рыданья. — Вы же ведь разорили и
погубили мужа, спасите его… Вы не имеете к нему сострадания, но дети… дети… Чем дети виноваты?
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (стоя на коленях). Ах, мои батюшки, повинную голову меч не сечет. Мой грех! Не
губите меня. (К Софье.) Мать ты моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на
мужа и сына) и над бедными сиротами.
— Ах, что говорить! — сказала графиня, махнув рукой. — Ужасное время! Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные! Это всё что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя
погубила и двух прекрасных людей — своего
мужа и моего несчастного сына.
— Нет, постойте! Вы не должны
погубить ее. Постойте, я вам скажу про себя. Я вышла замуж, и
муж обманывал меня; в злобе, ревности я хотела всё бросить, я хотела сама… Но я опомнилась, и кто же? Анна спасла меня. И вот я живу. Дети растут,
муж возвращается в семью и чувствует свою неправоту, делается чище, лучше, и я живу… Я простила, и вы должны простить!
Как донской-то казак, казак вел коня поить, // Добрый молодец, уж он у ворот стоит. // У ворот стоит, сам он думу думает, // Думу думает, как будет жену
губить. // Как жена-то, жена
мужу возмолилася, // Во скоры-то ноги ему поклонилася, // Уж ты, батюшко, ты ли мил сердечный друг! // Ты не бей, не
губи ты меня со вечера! // Ты убей, загуби меня со полуночи! // Дай уснуть моим малым детушкам, // Малым детушкам, всем ближним соседушкам.
Однажды вдруг к ней явилось неожиданно нашествие всего семейства братца, с детьми, даже с Тарантьевым, под предлогом сострадания. Полились пошлые утешения, советы «не
губить себя, поберечь для детей» — все, что говорено было ей лет пятнадцать назад, по случаю смерти первого
мужа, и что произвело тогда желанное действие, а теперь производило в ней почему-то тоску и отвращение.