Как ни жаль было добрейшей Катерине Михайловне расстаться с Юлией, но делать нечего; она сама очень хорошо понимала, какая может произойти неприятная история, если
муж приедет и вздумает взять Юлию силою.
Неточные совпадения
— Лиза писала, что
приедет и с
мужем сюда совсем на житье; а Паша уж месяца с три как
приехал из Москвы; он, слава богу, все ихные там экзамены кончил хорошо; в наверситете ведь он был.
«Милая Лиза! Что ты делаешь в деревне?
Приезжай скорее: мне очень скучно. Матушка в том же положении, тетка бранится;
мужа твоего не видал, а у детей был: они, слава богу, здоровы.
Приезжай! Мне о многом надобно с тобой переговорить. Брат твой…» и проч.
Сказав это, Масуров вышел из спальни. Гость и хозяин, кажется, скоро совершенно забыли о Лизавете Васильевне. Они уселись играть в бостон и проиграли до вечера. На третий день, когда снова
приехал Бахтиаров, Лизавета Васильевна спросила
мужа: долго ли этот человек будет надоедать им?
— Вы, верно,
приехали к
мужу, — отвечала тоже вполголоса Масурова.
На третий день Юлия сама уже решилась сказать
мужу, что завтрашний день
приедет к ним отплатить визит Санич, с которою она познакомилась в прошлое воскресенье. Павел на это ничего не отвечал, но только на другой день, еще часу в десятом утра, уехал в город.
Катерина Михайловна
приехала в четверг и, после обычных приветствий, спросила Юлию о
муже.
Юлия, обрадованная тем, что гость
приехал так кстати, то есть без
мужа, встретила его очень любезно и, конечно, так же бы любезно провела с ним целый день, если бы не услышала часу в первом, что Павел воротился.
— Все жене отдал, еще при жизни сделал ей купчую. Владимир Андреич
приезжает ко мне благодарить, а я, признаться сказать, прямо выпечатала ему: как бы, говорю, там ни понимали покойника, а он был добрый человек, дай бог Юлии Владимировне нажить
мужа лучше его, пусть теперь за Бахтиарова пойдет, да и посмотрит.
В четырех верстах от меня находилось богатое поместье, принадлежащее графине Б***; но в нем жил только управитель, а графиня посетила свое поместье только однажды, в первый год своего замужества, и то прожила там не более месяца. Однако ж во вторую весну моего затворничества разнесся слух, что графиня с
мужем приедет на лето в свою деревню. В самом деле, они прибыли в начале июня месяца.
— Когда
муж приедет да станет ублажать, ручки лизать да упрашивать? А как, наконец, и не станет? — значительно моргнув одним глазом, закончила мать Агния.
По отправлении этого письма Домной Осиповной овладел новый страх: ну, как
муж приедет в то время, как у нее сидит Бегушев, и по своей болтливости прямо воскликнет: «Благодарю тебя, душенька, что ты позволила приехать к тебе!» А она желала, чтобы это навсегда осталось тайною для Бегушева и чтобы он полагал, что муж возвратился к ней нахрапом, без всякого согласия с ее стороны.
— А коли так, — говорит Борис Тимофеич, — так вот же тебе:
муж приедет, мы тебя, честную жену, своими руками на конюшне выдерем, а его, подлеца, я завтра же в острог отправлю.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)
Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что,
приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Вчерашнего дни я…» Ну, тут уж пошли дела семейные: «…сестра Анна Кириловна
приехала к нам с своим
мужем; Иван Кирилович очень потолстел и всё играет на скрипке…» — и прочее, и прочее.
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где
муж? Где сын? Как в пустой дом
приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя
мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не
приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ
мужа на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он писал ей, прося прощения в том, что не обдумал всего, и обещал
приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня Дарья Александровна жила одна в деревне.