Говорили в городе, что будто бы он был немного деспот в своем семействе, что у него все домашние плясали по его дудке и что его властолюбие прорывалось даже иногда при посторонних, несмотря на то, что он, видимо, стараясь
дать жене вес в обществе, называл ее всегда по имени и отчеству, то есть Марьей Ивановной, относился часто к ней за советами и спрашивал ее мнения, говоря таким образом: «Как вы думаете, Марья Ивановна?
Неточные совпадения
— Ну, душка моя, — продолжал Масуров, ласкаясь к
жене, — скажи, простила меня?
Дай ручку поцеловать!
— Лизочка, душка моя! Ну,
дай хоть мизинчик поцеловать! Хочешь, я встану на колени? — И он действительно встал перед
женой на колени. — Павел Васильич, попросите Лизу, чтобы она
дала мне ручку.
— Да ведь, братец, я, ей-богу, даже очень скуп: спросите хоть
жену; вчера вот только, черт ее знает, как-то промахнулся. Впрочем, что ж такое? У меня еще прекрасное состояние: в Орловской губернии полтораста отлично устроенных душ, одни сады
дают пять тысяч годового дохода.
— Да, это Юлия Владимировна: прекрасная девица.
Дай только бог ей партию хорошую, а из нее выйдет превосходная
жена; наперед можно сказать, что она не огорчит своего мужа ни в малейших пустяках, не только своим поведением или какими-нибудь неприличными поступками, как делают в нынешнем свете другие
жены. — Последние слова Феоктиста Саввишна произнесла с большим выражением, потому что, говоря это, имела в виду кольнуть Лизавету Васильевну.
«Прости меня, Поль, — писала она, — что я уехала, не сказав тебе, оставила тебя в такое время. Я не могла поступить иначе: этого требуют от меня мой долг и мои бедные дети. О самой себе я расскажу тебе после, когда буду сама в состоянии говорить об этом, а теперь женись без меня; молись, чтобы тебе бог
дал счастия, о чем молюсь и я; но ты, ты должен быть счастлив с своею
женою. Прощай».
И что же вместо этих роскошных мечтаний
давала ей горькая существенность: всю жизнь прожить в губернском городе, и добро бы еще
женою какого-нибудь ловкого богатого человека, а то выйти за тюфяка, с которым даже стыдно в люди показаться.
— Ну, Павел Васильич,
дай тебе бог счастия,
дай бог, чтобы твоя будущая
жена была тебе и нам на утешение. Нас тоже не забывай: мы тебе не чужие, а родные. Можно сказать, что все мы живем в тебя; конечно, супружество — дело великое, хоть сама и не испытала, а понимаю: тут иной человек, иные и мысли. Ну, с богом, тронемтесь.
— Все это пустяки, — произнес он после долгого молчания. — Я сейчас выпишу его сюда и
дам ему хорошую головомойку, чтоб он дурьей породе своей не позволял властвовать над
женою.
Несмотря на свою неопытность, он скоро, и очень скоро, догадался, что
жена не любит его, что вышла за него замуж так, может быть для того только, чтоб сделаться
дамой, может быть даже, ее принудили к тому.
Болезнь ее была, видно, слишком серьезна, потому что даже сам Михайло Николаич, который никогда почти не замечал того, что делается с
женою, на этот раз заметил и, совершенно растерявшись, как полоумный, побежал бегом к лекарю, вытащил того из ванны и, едва
дав ему одеться, привез к больной.
Выгонял ли кто управляющего за пьянство и плутовство, спасалась ли
жена от жестокосердого мужа, отказывала ли какая-нибудь
дама молоденькой гувернантке за то, что ту почтил особенным вниманием супруг, — всех принимала к себе Санич и держала при себе, покуда судьба несчастных жертв не устраивалась.
— Все
жене отдал, еще при жизни сделал ей купчую. Владимир Андреич приезжает ко мне благодарить, а я, признаться сказать, прямо выпечатала ему: как бы, говорю, там ни понимали покойника, а он был добрый человек,
дай бог Юлии Владимировне нажить мужа лучше его, пусть теперь за Бахтиарова пойдет, да и посмотрит.
Неточные совпадения
По правую сторону его
жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три
дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
— Уж будто вы не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «
Дай башмаки Оленушке, //
Жена!» — сказал Филипп. // А я не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.
Недаром порывается // В Москву, в новорситет!» // А Влас его поглаживал: // «
Дай Бог тебе и серебра, // И золотца,
дай умную, // Здоровую
жену!» // — Не надо мне ни серебра, // Ни золота, а
дай Господь, // Чтоб землякам моим // И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело // На всей святой Руси!
Один только раз он выражается так:"Много было от него порчи
женам и девам глуповским", и этим как будто
дает понять, что, и по его мнению, все-таки было бы лучше, если б порчи не было.
Упоминалось о том, что Бог сотворил
жену из ребра Адама, и «сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится к
жене, будет два в плоть едину» и что «тайна сия велика есть»; просили, чтобы Бог
дал им плодородие и благословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели сыны сынов своих.