Петра Михайлыча знали не только в городе и уезде, но, я думаю, и в половине губернии: каждый день, часов
в семь утра, он выходил из дома за припасами на рынок и имел, при этом случае, привычку поговорить со встречным и поперечным. Проходя, например, мимо полуразвалившегося домишка соседки-мещанки, в котором из волокового окна [Волоковое окно — маленькое задвижное оконце, прорубавшееся в избах старинной постройки в боковых стенах.] выглядывала голова хозяйки, повязанная платком, он говорил...
Неточные совпадения
Из предыдущей главы читатель имел полное право заключить, что
в описанной мною
семье царствовала тишь, да гладь, да божья благодать, и все были по возможности счастливы. Так оно казалось и так бы на самом деле существовало, если б не было замешано тут молоденького существа, моей будущей героини, Настеньки. Та же исправница, которая так невыгодно толковала отношения Петра Михайлыча к Палагее Евграфовне, говорила про нее.
Когда Петр Михайлыч начал
в своей
семье осуждать резкие распоряжения молодого смотрителя по училищу, она горячо заступалась и говорила...
Когда Петр Михайлыч с своей
семьей подошел к монастырю, там еще продолжался унылый и медленный великопостный звон
в небольшой и несколько дребезжащий колокол.
— А понимать, — возразил,
в свою очередь, Петр Михайлыч, — можно так, что он не приступал ни к чему решительному, потому что у Настеньки мало, а у него и меньше того: ну а теперь, слава богу, кроме платы за сочинения, литераторам и места дают не по-нашему: может быть, этим смотрителем поддержат года два, да вдруг и хватят
в директоры: значит, и будет чем
семью кормить.
— Что талант?..
В вашей
семье, — продолжал Калинович, — я нашел и родственный прием, и любовь, и, наконец, покровительство
в самом важном для меня предприятии. Мне долго не расплатиться с вами!
Семь губернаторов, сменявшиеся
в последнее время один после другого, считали его самым благородным и преданным себе человеком и искали только случая сделать ему что-нибудь приятное.
Оказалось, что портреты снимает удивительно: рисунок правильный, освещение эффектное, характерные черты лица схвачены с неподражаемой меткостью, но ни конца, ни отделки, особенно
в аксессуарах, никакой; и это бы еще ничего, но хуже всего, что, рисуя с вас портрет, он делался каким-то тираном вашим: сеансы продолжал часов по
семи, и — горе вам, если вы вздумаете встать и выйти: бросит кисть, убежит и ни за какие деньги не станет продолжать работы.
Надобно сказать, что при всей деликатности, доходившей до того, что из всей
семьи никто никогда не видал князя
в халате, он умел
в то же время поставить себя
в такое положение, что каждое его слово, каждый взгляд был законом.
Знаете ли, что я и мое образование, которое по тому времени,
в котором я начинал жить, было не совсем заурядное, и мои способности, которые тоже из ряда посредственных выходили, и, наконец, самое здоровье — все это я должен был растратить
в себе и сделаться прожектером, аферистом, купцом, для того чтоб поддержать и воспитать
семью, как прилично моему роду.
Значит, из всего этого выходит, что
в хозяйстве у вас, на первых порах окажется недочет, а
семья между тем, очень вероятно, будет увеличиваться с каждым годом — и вот вам наперед ваше будущее
в Петербурге: вы напишете, может быть, еще несколько повестей и поймете, наконец, что все писать никаких человеческих сил не хватит, а деньги между тем все будут нужней и нужней.
После шести и
семи часов департаментских сидений, возвратившись домой, вы разве годны будете только на то, чтоб отправиться
в театр похохотать над глупым водевилем или пробраться к знакомому поиграть
в копеечный преферанс; а вздумаете соединить то и другое, так, пожалуй, выйдет еще хуже, по пословице: за двумя зайцами погнавшись, не поймаешь ни одного…
В новом замещении этой должности опять вышло неприятное столкновение: губернатор хотел по крайней мере определить на это место кого-нибудь из своих канцелярских чиновников — например, одного из помощников своего правителя, человека, вполне ему верного и преданного; но вице-губернатор объявил, что на это место он имеет
в виду опять нашего старого знакомого, Экзархатова, о котором предварительно были собраны справки, не предается ли он по-прежнему пьянству, и когда было дознано, что Экзархатов, овдовев, лет
семь ничего
в рот не берет, Калинович
в собственноручном письме предложил ему место старшего секретаря.
Итак, она звалась Татьяной. // Ни красотой сестры своей, // Ни свежестью ее румяной // Не привлекла б она очей. // Дика, печальна, молчалива, // Как лань лесная, боязлива, // Она
в семье своей родной // Казалась девочкой чужой. // Она ласкаться не умела // К отцу, ни к матери своей; // Дитя сама, в толпе детей // Играть и прыгать не хотела // И часто целый день одна // Сидела молча у окна.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь
в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по
семи лежит
в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни
в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так
в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы,
семь чертей и одна ведьма вам
в зубы, что…
Случается, к недужному // Придешь: не умирающий, // Страшна
семья крестьянская //
В тот час, как ей приходится // Кормильца потерять!
Неласково // Глядит на них
семья, // Они
в дому шумливые, // На улице драчливые, // Обжоры за столом…
В одной,
в другой навалятся, // А
в третьей не притронутся — // У нас на
семью пьющую // Непьющая
семья!