Неточные совпадения
— Нет, она это в полном сознании говорила. И потом:
любить женщин — что такое это за высокое качество? Конечно, все люди, большие и малые, начиная с идиота до гения первой величины, живут под влиянием двух главнейших инстинктов: это сохранение своей особы и сохранение своего рода, — из последнего чувства и вытекает любовь со всеми ее поэтическими подробностями. Но сохранить свой род — не все еще для человека: он обязан заботиться о целом обществе и даже будто бы о всем
человечестве.
«Вот вам вселюбящая церковь наша и всеведущая полиция! — рассуждал он, идя домой, а затем ругнул всю Россию и больше всех самого себя: — Задумал я делать, чего совсем не умею; захотел вдруг полюбить
человечество, тогда как всю жизнь никого не
любил, кроме самого себя!»
— Господа, — дрожал я весь, — я мою идею вам не скажу ни за что, но я вас, напротив, с вашей же точки спрошу, — не думайте, что с моей, потому что я, может быть, в тысячу раз больше
люблю человечество, чем вы все, вместе взятые!
Он говорил так же откровенно, как вы, хотя и шутя, но скорбно шутя; я, говорит,
люблю человечество, но дивлюсь на себя самого: чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц.
Ничего я от вас не хочу, а желаю, чтобы необъятная ширь ваших стремлений не мешала вам,
любя человечество, жалеть людей, которые вас окружают, и быть к ним поснисходительнее.
Действительно, очень выгодно бы было, если бы люди могли
любить человечество так же, как они любят семью; было бы очень выгодно, как про это толкуют коммунисты, заменить соревновательное направление деятельности людской общинным или индивидуальное — универсальным, чтобы каждый для всех и все для одного, да только нет для этого никаких мотивов.
Неточные совпадения
Что ж делать,
человечество нашего века пряные коренья
любит.
Он велел их чтить и
любить, они будущее
человечество…
Нет, это не его женщина! За женщину страшно, за
человечество страшно, — что женщина может быть честной только случайно, когда
любит, перед тем только, кого
любит, и только в ту минуту, когда
любит, или тогда, наконец, когда природа отказала ей в красоте, следовательно — когда нет никаких страстей, никаких соблазнов и борьбы, и нет никому дела до ее правды и лжи!
Да зачем я непременно должен
любить моего ближнего или ваше там будущее
человечество, которое я никогда не увижу, которое обо мне знать не будет и которое в свою очередь истлеет без всякого следа и воспоминания (время тут ничего не значит), когда Земля обратится в свою очередь в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с бесконечным множеством таких же ледяных камней, то есть бессмысленнее чего нельзя себе и представить!
Но, может быть, это все равно для блага целого
человечества:
любить добро за его безусловное изящество и быть честным, добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не быть таким или быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно? Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы спросить…