О таких, как Дергачев, я вырвал у него раз заметку, «что они
ниже всякой критики», но в то же время он странно прибавил, что «оставляет за собою право не придавать своему мнению никакого
значения».
— Узелок ваш все-таки имеет некоторое
значение, — продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал наконец смеяться, глядя на них, что увеличило их веселость), — и хотя можно побиться, что в нем не заключается золотых, заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами,
ниже с голландскими арапчиками, о чем можно еще заключить, хотя бы только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но… если к вашему узелку прибавить в придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное
значение, разумеется, в том только случае, если генеральша Епанчина вам действительно родственница, и вы не ошибаетесь, по рассеянности… что очень и очень свойственно человеку, ну хоть… от излишка воображения.
Я говорил при нем, как
низок в моих глазах тот человек, который, имея друга и даже понимая все
значение этого священного чувства дружбы, не обладает, однако, достаточно великодушием, чтобы не прибегать к хитрости; как будто можно что-нибудь скрыть!
Л-у, конечно, будет трудно разобрать его картину со стороны техники, но он сумеет коснуться ее
значения как произведения искусства, которое не терпит, чтобы его низводили до служения каким-то
низким и туманным идеям.