Неточные совпадения
Тогда является ко мне священник из того прихода, где жил этот хлыстовщик, и стал мне объяснять, что Ермолаев вовсе даже не раскольник, и что хотя судился по хлыстовщине [Хлыстовщина — мистическая секта, распространившаяся
в России
в XVII веке.], но отрекся от нее и ныне усердный православный, что доказывается тем, что каждогодно из Петербурга он привозит удостоверение о своем бытии на исповеди и у
святого причастия; мало того-с: усердствуя к их приходской
церкви, устроил
в оной на свой счет новый иконостас, выкрасил, позолотил его и украсил даже новыми иконами, и что будто бы секта хлыстов с скопческою сектою не имеет никакого сходства, и что даже они враждуют между собою.
И вообще, — продолжал Евгений с несколько уже суровым взором, — для каждого хлыста главною заповедью служит: отречься от всего, что требуют от него
церковь, начальство, общежитие, и слушаться только того, что ему говорит его внутренний голос, который он считает после его радений вселившимся
в него от духа
святого, или что повелевает ему его наставник из согласников,
в коем он предполагает еще большее присутствие
святого духа, чем
в самом себе.
Державство этому, поверьте, нисколько не помеха, ибо я не знаю ни одного государственного учреждения, которое не могло бы быть сведено к духу евангелия; мудрые государственные строители: Хименесы [Хименес Франциско (1436—1517) — испанский государственный деятель, с 1507 года кардинал и великий инквизитор.],
святые Бернарды [св. Бернард Клервосский (1090—1153) — деятель католической
церкви аскетического направления.],
святые Людовики [св. Людовик — король Франции
в 1226—1270 годах, известный под именем Людовика IX.], Альфреды [св. Альфред.
Неточные совпадения
Его обрадовала мысль о том, как легче было поверить
в существующую, теперь живущую
церковь, составляющую все верования людей, имеющую во главе Бога и потому
святую и непогрешимую, от нее уже принять верования
в Бога,
в творение,
в падение,
в искупление, чем начинать с Бога, далекого, таинственного Бога, творения и т. д.
В деревянной небольшой
церкви служил священник молебен, окропил всех
святою водою; все целовали крест.
Колокол ударял твердо и определенно по одному разу
в две или даже
в три секунды, но это был не набат, а какой-то приятный, плавный звон, и я вдруг различил, что это ведь — звон знакомый, что звонят у Николы,
в красной
церкви напротив Тушара, —
в старинной московской
церкви, которую я так помню, выстроенной еще при Алексее Михайловиче, узорчатой, многоглавой и «
в столпах», — и что теперь только что минула
Святая неделя и на тощих березках
в палисаднике тушаровского дома уже трепещут новорожденные зелененькие листочки.
«Он и всех-то нас
святее и исполняет труднейшее, чем по уставу, — сказали бы тогда иноки, — а что
в церковь не ходит, то, значит, сам знает, когда ему ходить, у него свой устав».
Ибо едва только я скажу мучителям: «Нет, я не христианин и истинного Бога моего проклинаю», как тотчас же я самым высшим Божьим судом немедленно и специально становлюсь анафема проклят и от
церкви святой отлучен совершенно как бы иноязычником, так даже, что
в тот же миг-с — не то что как только произнесу, а только что помыслю произнести, так что даже самой четверти секунды тут не пройдет-с, как я отлучен, — так или не так, Григорий Васильевич?