Неточные совпадения
Все убранство в нем хоть было довольно небогатое, но прочное, чисто содержимое и явно носящее на себе аптекарский
характер: в нескольких витринах пестрели искусно высушенные растения разных стран и по преимуществу те, которые употреблялись для лекарств; на окнах лежали стеклянные трубочки и стояла лампа Берцелиуса [Лампа Берцелиуса — спиртовая лампа с двойным током воздуха.], а также виднелись паяльная трубка и четвероугольный кусок угля, предназначенные, вероятно, для сухого
анализа, наконец, тут же валялась фарфоровая воронка с воткнутою в нее пропускною бумагою; сверх того, на одном покойном кресле лежал кот с полузакрытыми, гноящимися глазами.
Конечно, в высокоталантливой обвинительной речи мы услышали все строгий
анализ характера и поступков подсудимого, строгое критическое отношение к делу, а главное, выставлены были такие психологические глубины для объяснения нам сути дела, что проникновение в эти глубины не могло бы вовсе состояться при сколько-нибудь намеренно и злостно предубежденном отношении к личности подсудимого.
Неточные совпадения
Потом перед ним вырастали трудности: постепенность развития, полнота и законченность
характеров, связь между ними, а там, сквозь художественную форму, пробивался
анализ и охлаждал…
Чем же добился ее этот лесничий? Что их связывает друг с другом? Как они сошлись? Сознательно ли, то есть отыскав и полюбив один в другом известную сумму приятных каждому свойств, или просто угадали взаимно
характеры, и бессознательно, без всякого
анализа, привязались один к другому?
В этой реплике выступала еще новая черта в
характере Пепки, — именно — его склонность к саморазъедающему
анализу, самобичеванию и вообще к всенародному покаянию. Ему вообще хотелось почему-то показаться хуже, чем он был на самом деле, что я понял только впоследствии.
В
характере наших собеседований было замечательно то, что лица в наших разговорах играли относительно очень небольшую роль; мы почти никогда не говорили о ком — нибудь, а всегда о чем — нибудь — и потому разговор наш получал форму не осуждения, а рассуждения, и через это беседе сообщался спокойный, философский
характер, незаметно, но быстро давший моему уму склонность к исследованию и
анализу.
— Мы писали по одному и тому же плану, — продолжал он, — и всегда одно и то же, в общих чертах, но мне принадлежала более мыслительная сторона романа: последовательность и детали душевного
анализа и общественного отношения действующих лиц; брат прибавлял к этому художественные подробности описательного
характера и отделывал язык в местах патетических. Он был настоящий артист, резчик, un ciseleur.