Все убранство в нем хоть было довольно небогатое, но прочное, чисто содержимое и явно носящее на себе аптекарский характер: в нескольких витринах пестрели искусно высушенные растения разных стран и по преимуществу те, которые употреблялись для лекарств; на окнах лежали стеклянные
трубочки и стояла лампа Берцелиуса [Лампа Берцелиуса — спиртовая лампа с двойным током воздуха.], а также виднелись паяльная трубка и четвероугольный кусок угля, предназначенные, вероятно, для сухого анализа, наконец, тут же валялась фарфоровая воронка с воткнутою в нее пропускною бумагою; сверх того, на одном покойном кресле лежал кот с полузакрытыми, гноящимися глазами.
Они вынимали из-за пазухи свой табак, чубуки из пальмового дерева с серебряным мундштуком и
трубочкой, величиной с половину самого маленького женского наперстка.
Прохожий солдат задумчиво покачал головой, почмокал языком, потом достал из голенища
трубочку, не накладывая ее, расковырял призженый табак, зажег кусочек трута у курившего солдата и приподнял шапочку.
Она сидела в низеньком кресле. На четырехугольном столике перед ней — флакон с чем-то ядовито-зеленым, два крошечных стаканчика на ножках. В углу рта у нее дымилось — в тончайшей бумажной
трубочке это древнее курение (как называется — сейчас забыл).
— А вот-с покурю, — отвечал капитан и набивал свою коротенькую
трубочку, высекал огонь к труту собственного изделия из толстой сахарной бумаги и начинал курить.