Неточные совпадения
—
Как, — говорю, —
леший полюбил?
— Да
как же, — возразил я, — ты что-то мне неладно говоришь, с девкою этою приключилось не от того. Я знаю, что ее
леший воровал, она, слышно, пропадала долгое время. Зачем же ты меня обманываешь? — А сам все ему в рожу гляжу и вижу, что он от последних моих слов позеленел, даже и в языке позамялся.
— Где же, — говорит, — у вас этот
леший? Сказывай! Я его за ворот притащу и тысячу палок дам, так скажет, кто такой и
какого звания.
— Так
как же, — говорю, — знать ты это знаешь, а сама лжешь, и не в пустяках каких-нибудь, а призываешь на себя нечистую силу. Ты не шути этим: греха этого тебе, может быть, и не отмолить. Все, что ты матери плела на
лешего,
как он тебя вихрем воровал и
как после подкинул, — все это ты выдумала, ничего этого не бывало, а если и сманивал тебя, так какой-нибудь человек, и тебе не след его прикрывать.
Заинтересовало это меня: слыхал я об этих
леших, — слыхал много, а на опыте сам не имел. Вышел я из своего логовища к калитке, и точно-с, на удивление: гул такой, что я бы не поверил, если бы не своими ушами слышал: то ржет, например,
как трехгодовалый жеребенок, то вдруг захохочет,
как человек, то перекликаться, аукаться начнет, потом в ладоши захлопает, а по заре, знаете, так во все стороны и раздается.
Иду я на улицу-с; мужиков, баб толпа, толкуют промеж собой и приходят по-прежнему на
лешего; Аксинья мечется,
как полоумная, по деревне, все ищет, знаете. Сделалось мне на этого
лешего не в шутку досадно: это уж значит из-под носу у исправника украсть. Сделал я тут же по всей деревне обыск, разослал по всем дорогам гонцов — ничего нету; еду в Марково: там тоже обыск. Егор Парменыч дома, юлит передо мной.
—
Каким манером? Опять
леший подкинул?
—
Какое, ваше высокоблагородие,
леший! Дело совсем другое выходит. На вас только теперь и надежда осталась: не оставьте хоша вы нас, сирот, вашей милостью.
— О… это леший-то…
как его по имени-то, пес драл, и забыл уж.
— Прозванье уж у нас ему, кормилец, такое идет: до девок, до баб молодых был очень охоч. Вот тоже эдак девушку из Дмитрева от матки на увод увел, а опосля,
как отпустил, и велел ей на
лешего сговорить. Исправник тогда об этом деле спознал — наехал: ну, так будь же ты, говорит, и сам
леший; так, говорит, братцы-мужички, и зовите его
лешим. А мы, дураки, тому и рады: с правителей-то его тем времечком сменили — посмелей стало…
леший да
леший… так
лешим и остался.
И, откинув лохматую серебряную голову, широко открыв заросший бородою рот, захохотал гулко,
как леший, празднично освещённый солнцем, яркий в розовой рубахе и синих, из пестряди, штанах.
— Экой скорый! — пробормотала солдатка, захлопнув окно; — подождешь, не замерзнешь!… не спится видно тебе, так бродишь по лесу,
как леший проклятый… Она надела шубу, вышла, разбудила работника, и тот наконец отпер скрипучую калитку, браня приезжего; но сей последний, едва лишь ворвался на двор и узнал от работника, что Борис Петрович тут, как опрометью бросился в избу.
— Эй, сват! — крикнул Дорофей, также выпуская Антона и принимаясь его ощупывать. —
Какого лешего тебе здесь надыть?.. Что с тобой?.. Аль с ума спятил?.. Без шапки, в такую-то погоду… какого тебе управляющего?.. Из города, что ли, ты?..
Неточные совпадения
— Вот я тебя палашом! — кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. — Не видишь,
леший дери твою душу: казенный экипаж! — И,
как призрак, исчезнула с громом и пылью тройка.
— Что тебе,
леший, не спится? — сказала она и, согнув одно бедро, скользнула проворно мимо его, — бродит по ночам! Ты бы хоть лошадям гривы заплетал, благо нет домового! Срамит меня только перед господами! — ворчала она, несясь,
как сильф, мимо его, с тарелками, блюдами, салфетками и хлебами в обеих руках, выше головы, но так, что ни одна тарелка не звенела, ни ложка, ни стакан не шевелились у ней.
«Э!
леший, черт,
какую затрещину дал!» — сказал он наконец, гладя то спину, то голову.
Действительно, кто-то тихонько шел по гальке. Через минуту мы услышали,
как зверь опять встряхнулся. Должно быть, животное услышало нас и остановилось. Я взглянул на мулов. Они жались друг к другу и, насторожив уши, смотрели по направлению к реке. Собаки тоже выражали беспокойство. Альпа забилась в самый угол палатки и дрожала, а
Леший поджал хвост, прижал уши и боязливо поглядывал по сторонам.
— Лягушки? Ну, нет, это не лягушки…
какие это… (Цапля опять прокричала над рекой.) Эк ее! — невольно произнес Костя, — словно
леший кричит.