Иван Кузьмич отправился
было в буфет; я догадался, что он хотел еще выпить, но Лидия Николаевна пошла за ним и помешала ему, потому что он возвратился оттуда нахмуренный, а она встревоженная.
В таком положении были дела, когда в городе всё еще продолжали верить в вальтасаровский пир, то
есть в буфет от комитета; верили до последнего часа.
С своей стороны, Кукишев, во фраке, в белом галстуке и белых перчатках, с достоинством заявлял о своем торжестве и в антрактах
поил в буфете шампанским знакомых и незнакомых.
Помощник присяжного поверенного Толпенников выслушал в заседании суда две речи,
выпил в буфете стакан пустого чаю, поговорил с товарищем о будущей практике и направился к выходу, деловито хмурясь и прижимая к боку новенький портфель, в котором одиноко болталась книга: «Судебные речи». Он подходил уже к лестнице, когда чья-то большая холодная рука просунулась между его туловищем и локтем, отыскала правую руку и вяло пожала ее.
Приехал он в Москву с вечерним поездом. Пока артельщик ходил за его багажом, он успел
выпить в буфете две бутылки пива… От пива он стал очень добрым, так что, когда извозчик вез его с вокзала на Пресню, он всё время бормотал:
Неточные совпадения
Чтоб избавиться от этого тяжелого чувства, он, не дождавшись конца прений, ушел
в залу, где никого не
было, кроме лакеев около
буфета.
Катавасов, войдя
в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они
были отличные ребята. На большой станции
в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними
в буфет; но всё это
было уже гораздо слабее и меньше, чем
в Москве.
Если же этого не случится, то все-таки что-нибудь да
будет такое, чего с другим никак не
будет: или нарежется
в буфете таким образом, что только смеется, или проврется самым жестоким образом, так что наконец самому сделается совестно.
В дальнем углу залы, почти спрятавшись за отворенной дверью
буфета, стояла на коленях сгорбленная седая старушка. Соединив руки и подняв глаза к небу, она не плакала, но молилась. Душа ее стремилась к богу, она просила его соединить ее с тою, кого она любила больше всего на свете, и твердо надеялась, что это
будет скоро.
Хотя час
был ранний,
в общем зале трактирчика расположились три человека. У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между
буфетом и внутренней дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости
в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду. На грязном полу лежал солнечный переплет окна.