В Могилках тоже были слезы. В той же самой гостиной, в которой мы в первый раз встретили несокрушимого, казалось, физически и нравственно Михайла Егорыча, молодцевато и сурово ходившего по комнате, он уже полулежал в креслах на колесах; правая рука его висела, как плеть, правая сторона щеки и губ отвисла. Матрена, еще более
пополневшая, поила барина чаем с блюдечка, поднося его, видно, не совсем простывшим, так что больной, хлебнув, только морщился и тряс головою.
Он застал ее сидящею у окна, очень похудевшую в лице, но в талии как бы несколько даже
пополневшую. Он изъяснил ей свою просьбу, чтобы она взялась играть в «Ромео и Юлии» няньку.
И по наружности Пищалкин стал походить на древнего мудреца: волосы его на темени вылезли, а
пополневшее лицо совершенно застыло в какое-то величавое желе уже ничем не обузданной добродетели.
Он молча вышел из двери и тут же столкнулся с Марьей Николаевной, узнавшей о его приезде и не смевшей войти к нему. Она была точно такая же, какою он видел ее в Москве; то же шерстяное платье и голые руки и шея и то же добродушно-тупое, несколько
пополневшее, рябое лицо.