Вот сидим мы у огня, ухи дожидаемся — давно горячего не видали. А ночь темная, с окияну тучи надвинулись, дождик моросит, по тайге в овраге шум идет, а нам и любо… Нашему-то брату, бродяжке, темная ночь —
родная матушка; на небе темнее — на сердце веселее.
Что, что мне до родимой моей, хоть и не нажить мне на всем свете другой
родной матушки! что мне до того, что прокляла она меня в час свой тяжелый, последний! что мне до золотой прежней жизни моей, до теплой светлицы, до девичьей волюшки! что мне до того, что продалась я нечистому и душу мою отдала погубителю, за счастие вечный грех понесла! ах, не в том мое горе, хоть и на этом велика погибель моя!
— Жена для совета, теща для привета, а нет милей
родной матушки! — сказал он. — Ну а детки есть? — продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять видимо огорчил его, и он поспешил прибавить: — Что ж люди молодые, еще даст Бог, будут. Только бы в совете жить…
Неточные совпадения
Г-жа Простакова.
Родной, батюшка. Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице
матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка.
Борис. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому-то случаю батюшка с
матушкой и жили в Москве.
Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с
родней, уж очень ей дико казалось.
Вот как стукнуло мне шестнадцать лет,
матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера, немца Филиповича из нежинских греков; свезла меня в Москву, записала в университет, да и отдала всемогущему свою душу, оставив меня на руки
родному дяде моему, стряпчему Колтуну-Бабуре, птице, не одному Щигровскому уезду известной.
— Тонкая бестия, шельма этакий! схапал у невесты уж не одну тысячу, — а родные-то проведали, что он карман-то понабил, да и приступили; а он им: нет, батюшка и
матушка, как сын, я вас готов уважать, а денег у меня для вас нет.
По зимам семейство наше начало ездить в Москву за год до моего поступления в заведение. Вышла из института старшая сестра, Надежда, и надо было приискивать ей жениха. Странные приемы, которые употреблялись с этой целью, наше житье в Москве и тамошние
родные (со стороны
матушки) — все это составит содержание последующих глав.