Все эти ужасы были только далеким откликом кровавого замирения Башкирии, когда русские проделывали над пленными башкирами еще большие жестокости: десятками
сажали на кол, как делал генерал Соймонов под Оренбургом, вешали сотнями, отрубали руки, обрезывали уши, морили по тюрьмам и вообще изводили всяческими способами тысячи людей.
— Все дело в том, что когда этого турка
посадили на кол, он сказал: «Это недурно для начала», и стал опускаться.
Неточные совпадения
— А пан разве не знает, что Бог
на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида,
посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится
на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, уж и не человек,
коли жид.
У нас, главное, было бы о чем поболтать, а жить всячески можно, хоть
на кол посади — живут!
Он
сажал меня
на колени себе, дышал в лицо мое запахом пива, жесткая борода его неприятно
колола мне шею, уши.
Чуть где подданный заплакал, // Я его —
сажаю —
на кол, // И, как видите, народ // Припеваючи живет!
— Черный нос, значит, из злых, из цепных, — важно и твердо заметил
Коля, как будто все дело было именно в щенке и в его черном носе. Но главное было в том, что он все еще изо всех сил старался побороть в себе чувство, чтобы не заплакать как «маленький», и все еще не мог побороть. — Подрастет, придется
посадить на цепь, уж я знаю.