Слегка обеспокоенная взятым на себя неизвестным грехом, а отчасти из любопытства: что это я такое всегда делаю? — я, несколько дней спустя, матери: «Мама, что такое чертыхаться?» — «Черты — что?» — спросила мать. «Чертыхаться». — «Не знаю, — задумалась мать, — может быть —
поминать черта? И вообще, откуда ты это взяла?» — «Так мальчишки на улице ругаются».
Неточные совпадения
— Ну их, не
поминайте; в Петербурге еще не было; да и
черт с ними! — вскричал он с каким-то раздражительным видом. — Нет, будемте лучше об этом… да, впрочем… Гм! Эх, мало времени, не могу я с вами долго остаться, а жаль! Было бы что сообщить.
— Об чем? Ну да
черт с тобой, пожалуй, не сказывай. Починкова, сорок семь, Бабушкина,
помни!
— Лозунг командующих классов — назад, ко всяческим примитивам в литературе, в искусстве, всюду.
Помните приглашение «назад к Фихте»? Но — это вопль испуганного схоласта, механически воспринимающего всякие идеи и страхи, а конечно, позовут и дальше — к церкви, к чудесам, к
черту, все равно — куда, только бы дальше от разума истории, потому что он становится все более враждебен людям, эксплуатирующим чужой труд.
—
Черт знает как это все, — пробормотал Дронов, крепко поглаживая выцветшие рыжие волосы на черепе. —
Помню — нянька рассказывала жития разных преподобных отшельниц, великомучениц, они уходили из богатых семей, от любимых мужей, детей, потом римляне мучили их, травили зверями…
— На кой
черт надо
помнить это? — Он выхватил из пазухи гранки и высоко взмахнул ими. — Здесь идет речь не о временном союзе с буржуазией, а о полной, безоговорочной сдаче ей всех позиций критически мыслящей разночинной интеллигенции, — вот как понимает эту штуку рабочий, приятель мой, эсдек, большевичок… Дунаев. Правильно понимает. «Буржуазия, говорит, свое взяла, у нее конституция есть, а — что выиграла демократия, служилая интеллигенция? Место приказчика у купцов?» Это — «соль земли» в приказчики?