— Счастлив твой бог! — однако не утерпела Марья Алексевна, рванула дочь за волосы, — только раз, и то слегка. — Ну,
пальцем не трону, только завтра чтоб была весела! Ночь спи, дура! Не вздумай плакать. Смотри, если увижу завтра, что бледна или глаза заплаканы! Спущала до сих пор… не спущу. Не пожалею смазливой-то рожи, уж заодно пропадать будет, так хоть дам себя знать.
— У нас чего лучше! у нас, ежели ты по закону живешь, никто тебя и
пальцем не тронет! Ну, а коли-ежели не по закону — ау, брат!
— Что ж, — сказал он, — чего тут бояться? Человек прийти сюда не может, а от мертвецов и выходцев из того света есть у меня молитвы такие, что как прочитаю, то они меня и
пальцем не тронут. Ничего! — повторил он, махнув рукою, — будем читать!
Неточные совпадения
— Боже! — вскричал я, подымая его и сажая на кровать, — да вы и мне, наконец,
не верите; вы думаете, что и я в заговоре? Да я вас здесь никому
тронуть пальцем не дам!
Алеша ничего
не ответил, точно и
не слыхал; он шел подле Ракитина скоро, как бы ужасно спеша; он был как бы в забытьи, шел машинально. Ракитина вдруг что-то укололо, точно ранку его свежую
тронули пальцем. Совсем
не того ждал он давеча, когда сводил Грушеньку с Алешей; совсем иное случилось, а
не то, чего бы ему очень хотелось.
Ни ты ему слово
не скажи, ни
пальцем его
не тронь!
— Иду я, ваше благородие, никого
не трогаю… — начинает Хрюкин, кашляя в кулак. — Насчет дров с Митрий Митричем, — и вдруг эта подлая ни с того ни с сего за
палец… Вы меня извините, я человек, который работающий… Работа у меня мелкая. Пущай мне заплатят, потому — я этим
пальцем, может, неделю
не пошевельну… Этого, ваше благородие, и в законе нет, чтоб от твари терпеть… Ежели каждый будет кусаться, то лучше и
не жить на свете…
— Он за баб примется, — говорил Мыльников, удушливо хихикая. — И достанется бабам… ах как достанется! А ты, Яша, ко мне ночевать, к Тарасу Мыльникову. Никто
пальцем не смеет
тронуть… Вот это какое дело, Яша!