— Эх, ты, голова с мозгом! Барышник, что ли, я конский, аль цыган какой, что стану лошадьми торговать? В курляндском герцогстве
тридцать четыре мызы за аргамака мне владеющий герцог давал, да я и то не уступил. А когда регентом стал, фельдмаршалом хотел меня за аргамака того сделать, — я не отдал.
С той минуты, как при виде любимого умирающего брата Левин в первый раз взглянул на вопросы жизни и смерти сквозь те новые, как он называл их, убеждения, которые незаметно для него, в период от двадцати до
тридцати четырех лет, заменили его детские и юношеские верования, — он ужаснулся не столько смерти, сколько жизни без малейшего знания о том, откуда, для чего, зачем и что она такое.
— Не молчу. У меня с собой захвачены все здешние листочки —
тридцать четыре их. Но я больше Библией действую, там есть что взять, книга толстая, казенная, синод печатал, верить можно!
Неточные совпадения
Там, между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет
тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить «ты».
— Семьдесят восемь, семьдесят восемь, по
тридцати копеек за душу, это будет… — здесь герой наш одну секунду, не более, подумал и сказал вдруг: — это будет двадцать
четыре рубля девяносто шесть копеек! — он был в арифметике силен.
Вас, может быть, три-четыре переменится, а я вот уже
тридцать лет, судырь мой, сижу на одном месте».
«Мне
тридцать пять, она — моложе меня года на три,
четыре», — подсчитал он, а Марина с явным удовольствием пила очень душистый чай, грызла домашнее печенье, часто вытирала яркие губы салфеткой, губы становились как будто еще ярче, и сильнее блестели глаза.
— Ссылка? Это установлено для того, чтоб подумать, поучиться. Да, скучновато.
Четыре тысячи семьсот обывателей, никому — и самим себе — не нужных, беспомощных людей; они отстали от больших городов лет на
тридцать, на пятьдесят, и все, сплошь, заражены скептицизмом невежд. Со скуки — чудят. Пьют. Зимними ночами в город заходят волки…