Неточные совпадения
Раскол и раскольники представляют одно из любопытнейших явлений в исторической жизни русского народа. Но это явление, хотя и существует более двух столетий, остается доселе надлежащим образом неисследованным. Ни администрация, ни общество обстоятельно не
знают, что такое
раскол. Этого мало: девять десятых самих раскольников вполне не сознают, что такое
раскол.
Да, ни наша администрация [Правительство не дальше, как в 1853 году, признало необходимым
узнать, что такое
раскол.
Теперь, когда мы пережили и страшную пору костров, и странную пору тайны, и темную пору схоластического словопрения о сложении перстов и ходах посолонь, теперь, когда все это признано несчастными и неудачными попытками уничтожать
раскол, теперь мы
знаем о нем все-таки не больше того, сколько
знали наши деды и отцы во времена страшных костров, странной тайны и темной, раздражительной схоластической полемики.
И образованная публика и грамотные простолюдины, даже многие, очень многие раскольники чувствуют необходимость
узнать, что за явление этот загадочный
раскол, о существовании которого двести лет все
знают и которого до сих пор никто не понимает.
Впрочем, тем, к сожалению, немногим специалистам, которые
знают русский народ и, изучив его в книгах, видали и лицом к лицу раскольников, может быть, еще рано подвергать
раскол анализу.
Но если наконец будут напечатаны и все сочинения духовных лиц, писавших о
расколе, составляющие в настоящее время библиографическую редкость, и все, без исключения, сочинения раскольников, и наконец извлечения из всех архивных дел, то и тогда всего этого богатого и разнообразного материала все-таки будет еще недостаточно для того, чтобы основательно изучить
раскол и снять с него ту темную завесу, которая мешает мыслящим людям
знать, что это за явление, двести лет существующее в России и никем из русских еще не разгаданное.
В конце XVII и в начале XVIII столетия, при Петре и его ближайших преемниках,
знали тогдашний
раскол несравненно лучше, чем мы
знаем раскол современный.
Знали раскол лучше нас и потому, что сами раскольники, как ни тяготели над ними суровые, жестокие законоположения того времени, не вели дел своих так скрытно, как в ближайшее к нам время, не таились ни перед кем до той поры, пока на опыте не
узнали, что искренность и откровенность не ведут ни к чему, кроме усиления преследований.
Но Петр, объявив публично и торжественно государственными и своими личными неприятелями раскольников, вступив с ними в борьбу не как с противниками господствующей церкви, но как с ревностными поборниками ненавистной ему старины, хотел смотреть
расколу прямо в глаза и в конце своего царствования употреблял все возможные для него способы и средства, чтобы наверное и как можно скорей
узнать, с кем и с чем имеет он дело.
Повеление об указном платье составляет правительственную меру, оправдываемую общим характером петровских действий и неприменимую к последовавшему времени, но во всяком случае она чрезвычайно замечательна, как свидетельство того, что Петр хотя и признавал раскольников своими «лютыми неприятелями», но никогда из дела их не хотел делать секрета, не хотел его прятать в потемки, ибо
знал, что ничто так не может усилить и распространить
раскола, как тайна, и ничего нет для него страшнее, как полная гласность.
Полная гласность в деле правительственных противодействий
расколу продолжалась при ближайших преемниках Петровых. Когда, по доносу разбойника Караулова, открыта была в Москве хлыстовщина, неправильно названная тогда квакерскою ересью, Святейший синод издал, в 1734 году, указ о всех тайностях этой ереси, для всенародного объявления. Этот указ читали в церквах, чтобы все
знали о новой ереси. Так поступали и во всех подобных случаях.
Знали, что
раскол разнообразен, но разнообразие его полагали только в различии внешних обрядов богопочтения.
Повторю, что сказал прежде: надо откровенно сознаться, что теперь мы
знаем раскол несравненно хуже, чем
знали его наши деды и прадеды.
Кажется, в то время еще и не подозревали распадения
раскола на секты, хотя уже в конце XVII века и
знали о его разногласиях.
Питирим, и в бытность свою бродячим раскольником по скитам и лесам, и в бытность свою любимцем Петра I и нижегородским архиереем,
знал раскол только в нижегородской и сопредельных с ней епархиях. Потому весьма многие отрасли
раскола, образовавшиеся в Поморье, польских владениях, в Стародубских лесах, в Сибири, он, по незнанию, не внес в свой список.
Бог
знает, успею ли когда-либо составить систематическое описание
раскола, и потому, чтобы не совсем пропали собираемые долгое время факты из действительной жизни и письменные материалы, буду печатать их в полуобработанном виде.
— Это была такая графиня, которая, из позору выйдя, вместо королевы заправляла, и которой одна великая императрица в собственноручном письме своем «ma cousine» написала. Кардинал, нунций папский, ей на леве-дю-руа (знаешь, что такое было леве-дю-руа?) чулочки шелковые на обнаженные ее ножки сам вызвался надеть, да еще, за честь почитая, — этакое-то высокое и святейшее лицо! Знаешь ты это? По лицу вижу, что не знаешь! Ну, как она померла? Отвечай,
коли знаешь!