— Вестимо, не тому, Василий Фадеич, —
почесывая в затылках, отвечали бурлаки. — Твои слова шли к добру, учил ты нас по-хорошему. А мы-то, гляди-ка, чего сдуру-то наделали… Гля-кась, како дело вышло!.. Что теперича нам за это будет? Ты, Василий Фадеич, человек знающий, все законы произошел, скажи, Христа ради, что нам за это будет?
«Да он, вишь ты, востроногой!» — стали говорить мужики и даже
почесывать в затылках, потому что от долговременного бабьего управления они все изрядно поизленились.
В первое время все были как будто ошеломлены. Что же, ежели такие порядки заведутся, так и житья на промыслах не будет. Конечно, промысловые люди не угодники, а все-таки и по человечеству рассудить надобно. Чаще и чаще рабочие вспоминали Карачунского и
почесывали в затылках. Крепкий был человек, а умел где нужно и не видеть и не слышать. В кабаках обсуждался подробно каждый шаг Оникова, каждое его слово, и наконец произнесен был приговор, выражавшийся одним словом:
Неточные совпадения
Медленно, как только можно вообразить себе медленно, спускался он с лестницы, отпечатывая своими мокрыми сапогами следы по сходившим вниз избитым ступеням, и долго
почесывал у себя рукою
в затылке.
Марфенька надулась, а Викентьев постоял минуты две
в недоумении,
почесывая то
затылок, то брови, потом вместо того, чтоб погладить волосы, как делают другие, поерошил их, расстегнул и застегнул пуговицу у жилета, вскинул легонько фуражку вверх и, поймав ее, выпрыгнул из комнаты, сказавши: «Я за нотами и за книгой — сейчас прибегу…» — и исчез.
Притаившись, я соображал: пороть — значит расшивать платья, отданные
в краску, а сечь и бить — одно и то же, видимо. Бьют лошадей, собак, кошек;
в Астрахани будочники бьют персиян, — это я видел. Но я никогда не видал, чтоб так били маленьких, и хотя здесь дядья щелкали своих то по лбу, то по
затылку, — дети относились к этому равнодушно, только
почесывая ушибленное место. Я не однажды спрашивал их:
Напустив на себя храбрости, Яша к вечеру заметно остыл и только
почесывал затылок. Он сходил
в кабак, потолкался на народе и пришел домой только к ужину. Храбрости оставалось совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась
в доме раньше всех и видела, как Яша начинает трусить. Роковой день наступал. Она ничего не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил:
— А кто ее знает, куды она провалилась, — неохотно отвечал Матюшка,
почесывая затылок. — Куды больше, как не
в скиты… Улимонила ее эта Таисья, надо полагать.