Неточные совпадения
Совсем было
вон из ума!..
— Эка память-то какая у меня стала! — сказал он. —
Из ума было
вон… Вот что, Герасим Силыч, деньги мне, братец ты мой, необходимо надо послезавтра на Низ посылать, на ловецких ватагах рабочих надобно рассчитать, а в сборе наличных маловато. Такая крайность, что не придумаю, как извернуться. Привези, пожалуйста, завтра должок-от.
Тут только вспомнил он про брата полоняника да про татарина Субханкулова. В ярманочных хлопотах они совсем у него
из ума и памяти
вон, а ежели когда и вспоминал о Мокее, так каждый раз откладывал в долгий ящик — «успею да успею». Так дело и затянулось до самого отъезда.
— Нешто твой Патап Максимыч не знает, что и́нокиням на свадьбах да на кстинах быть не подобает?.. — не в меру распалившись, кричала она на всю обитель. — С
ума, что ли, вы сошли со своим хозяином!.. Нá смех, что ли, он послал тебя?
Вон, сейчас же
вон из обители!.. Чтобы духом твоим не пахло здесь!..
— Ведь скромница была, как жила у отца, — рассказывала старуха, — а тут девка
из ума вон. Присунулся этот машинист Семеныч, голь перекатная, а она к нему… Стыд девичий позабыла, никого не боится, только и ждет проклятущего машиниста. Замуж, говорит, выйду за него… Ох, согрешила я с этими девками!..
— Ей-богу, — говорит, — позабыл. И
из ума вон, а ее, дуру, ведь действительно надо устроить.
Неточные совпадения
Вон, бывало, кто с
ума сойдет: спятил, говорят, сердечный — с горя, что ли, или
из ума выжил, или спился, а нынче говорят: мозги как-то размягчились…
Алеша вдруг криво усмехнулся, странно, очень странно вскинул на вопрошавшего отца свои очи, на того, кому вверил его, умирая, бывший руководитель его, бывший владыка сердца и
ума его, возлюбленный старец его, и вдруг, все по-прежнему без ответа, махнул рукой, как бы не заботясь даже и о почтительности, и быстрыми шагами пошел к выходным вратам
вон из скита.
— А ежели она у меня с
ума нейдет?.. Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал: в яму бросить — вся мне цена. Как я узнал, что она ушла к Карачунскому, — у меня свет
из глаз
вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда, еду мимо господского дома, а она в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня
из кабака вытащил.
— Да как же не ясно? Надо
из ума выжить, чтоб не видать, что все это безумие.
Из раскольников, смирнейших людей в мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут…
вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию сделали: разные этакие афиши, что ли, бросили… так народ-то еще один раз кулаки почешет.
— Да про этакого человека, Аленушка, ровно страшно и подумать… Ведь он всех тут засудит! Если бы еще он
из купечества, а то господь его знает, что у него на
уме.
Вон как нас Головинский-то обул на обе ноги! Все дочиста спустил… А уж какой легкий на слова был, пес, прости ты меня, Владычица!.. Чего-то боюсь я этих ваших городских…