Неточные совпадения
Утром, только что встала с постели Дуня, стала торопить Дарью Сергевну, скорей бы сряжалась ехать вместе с ней на Почайну. Собрались, но дверь широко распахнулась, и с радостным, светлым лицом
вошла Аграфена Петровна с детьми. Веселой, но спокойной улыбкой сияла она. Вмиг белоснежные руки Дуни обвились вокруг шеи сердечного
друга. Ни слов, ни приветов, одни поцелуи да сладкие слезы свиданья.
— Видишь! — вскликнул он,
входя к Меркулову и поднимая кверху бутылку. — Стоит только захотеть, все можно доспеть!.. Холодненького не достал — так вот хоть этой немецкой кислятиной поздравлю
друга любезного… Ай, батюшки!.. Как же это?.. Посудины-то нет… Из чего пить-то станем?.. А!.. Нашел!
Вошел, Богу как следует помолился, всем поклонился, «здравствуйте» сказал, а потом и зачал доказывать, что ведерка на мир очень недостаточно и потому Герасиму Силычу беспременно надо пожертвовать на
другое.
Когда Марко Данилыч
вошел в лавку к Чубалову, она была полнехонька. Кто книги читал, кто иконы разглядывал, в трех местах шел живой торг; в одном углу торговал Ермолаич, в
другом Иванушка, за прилавком сам Герасим Силыч. В сторонке, в тесную кучку столпясь, стояло человек восемь, по-видимому, из мещан или небогатых купцов. Двое, один седой,
другой борода еще не опушилась, горячо спорили от Писания, а
другие внимательно прислушивались к их словам и лишь изредка выступали со своими замечаньями.
Не до того было Панкратью, чтоб вступиться за брата: двое на него наскочило, один губы разбил — посыпались изо рта белые зубы, потекла ручьем алая кровь,
другой ему в бедро угодил, где лядвея в бедро
входит, упал Панкратий на колено, сильно рукой оземь оперся, закричал громким голосом: «Братцы, не выдайте!» Встать хотелось, но померк свет белый в ясных очах, темным мороком покрыло их.
Войдя в столовую, Варвара Петровна села у окна, и к ней медленным шагом одна за
другою подошли семь женщин.
Чаще всего уходил он в соседний городок: там купцы наперебой его
друг у дружки в лавки зазывали, —
войдет Софронушка в лавку — счастье, с пользой, значит, будут в ней торговать.
Войдя в келью, Пахом помолился на иконы и затем подошел к тому и
другому старцу под благословенье.
Вошли, стали в круг и начали
друг другу земно кланяться.
Смеркалось, собрались Божьи люди перед входом в сионскую горницу. Когда Николай Александрыч, осветив ее, отворил двери, прежде всех
вошли Дуня с Марьей Ивановной, Варенькой и Катенькой, а за ней Василисушка с Варварой Петровной, с Матренушкой и еще с одной богаделенной старушкой. Из сионской горницы они тотчáс пошли в коридор. Там в одной комнате Дуню стали одевать в «белые ризы», в
другой Василисушку.
На
другой день поутру Николай Александрыч
вошел в комнату Егора Сергеича. Ни утомленья, ни слабости в араратском госте, по-видимому, не осталось. С веселым взглядом, но задумчивый и сосредоточенный в самом себе, Денисов весело встретил кормщика корабля луповицкого.
—
Войди же сюда, — сказала Марья Ивановна, отворяя дверь в комнату, где обыкновенно складывались радельные рубашки и
другие принадлежности хлыстовских молений. — Подожди тут. Только что кончится собор, он придет. Будь ему во всем послушна, во всем, что б ни сказал он, чего б от тебя ни потребовал.
Мать Филагрия сидела за столом, когда
вошел Семен Петрович, и внимательно перебирала письма и
другие бумаги. Положив уставной начал, низко поклонился он матери игуменье. Тут только взглянула на него Филагрия и поспешно опустила на глаза флеровую наметку.
Только что
вошла Дуня в отцовский дом, письма ей подали. Они только что получены были Герасимом Силычем, и он, с часу на час ожидая хозяйку, удержал их у себя. Оба письма были из Луповиц: одно от отца Прохора,
другое от Вареньки.
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на
другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда
войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Квартальные отворяют обе половинки дверей.
Входит Хлестаков; за ним городничий, далее попечитель богоугодных заведений, смотритель училищ, Добчинскии и Бобчинский с пластырем на носу. Городничий указывает квартальным на полу бумажку — они бегут и снимают ее, толкая
друг друга впопыхах.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты
входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой
друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Стародум. Оттого, мой
друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не
входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Г-жа Простакова (
входя). Всё ль с тобою,
друг мой?