Неточные совпадения
Семь лет Дуне минуло — срок «вдавати отрочат
в поучение
чести книг божественного писания». Справив канон, помолясь
пророку Науму да бессребреникам Кузьме и Демьяну, Марко Данилыч подал дочке азбуку
в золотом переплете и точеную костяную указку с фольговыми завитушками, а затем сам стал показывать ей буквы, заставляя говорить за собой: «аз, буки, веди, глаголь…»
Неточные совпадения
Им ответ держал премудрый царь, премудрый царь Давид Евсиевич: «Я вам, братцы, про то скажу, про эту книгу Голубиную: эта книга не малая; сорока сажен долина ее, поперечина двадцати сажен; приподнять книгу, не поднять будет; на руцех держать, не сдержать будет; по строкам глядеть, все не выглядеть; по листам ходить, все не выходить, а читать книгу — ее некому, а писал книгу Богослов Иван, а читал книгу Исай-пророк, читал ее по три годы, прочел
в книге только три листа; уж мне
честь книгу — не прочесть, божию!
— Одна, сударь, одна, — отвечал Захария. — Одна была пресвятая наша владычица богородица, одна и просфора
в честь ее вынимается; да-с, одна. А там другая
в честь мучеников,
в честь апостолов,
пророков…
А вы, о гости Магомета, // Стекаясь к вечери его, // Брегитесь суетами света // Смутить
пророка моего. //
В паренье дум благочестивых, // Не любит он велеречивых // И слов нескромных и пустых: //
Почтите пир его смиреньем, // И целомудренным склоненьем // Его невольниц молодых.
То, что умирает, отчасти причастно уже вечности. Кажется, что умирающий говорит с нами из-за гроба. То, что он говорит нам, кажется нам повелением. Мы представляем его себе
почти пророком. Очевидно, что для того, который чувствует уходящую жизнь и открывающийся гроб, наступило время значительных речей. Сущность его природы должна проявиться. То божественное, которое находится
в нем, не может уже скрываться.
Самоуверенность, с какою обыкновенно изрекал свои приговоры Ардалион Полояров, показывала, что он давно уже привык
почитать себя каким-то избранником, гением, оракулом,
пророком, вещания которого решительны и непогрешимы; он до такой степени был уже избалован безусловным вниманием, уважением и верою
в его слова, что требовал от всех и каждого почтительного благоговения к своей особе, принимая его
в смысле необходимо-достодолжной дани.