Неточные совпадения
А помня завсегда, что тятеньке
покойнику вы были приятелем, хлеб-соль с ним важивали и, кажется, даже
бывали у вас общие дела, хочу на сей раз вам услужить.
— То-то, смотрите.
У меня на этот счет строго. Высшее начальство обратило внимание на вашего брата. А то и в самом деле очень много уж воли вы забрали, — проговорил, нахмурясь, городничий. — Так подайте объявление, а в день похорон я
побываю у вас вот с господином стряпчим да еще, может быть, кое с кем из чиновных. А что дочь
покойника?
— Чубалов, Герасим Силыч, — ответила Дарья Сергевна. — В деревне Сосновке он живет. Прежде частенько
бывал у Марка Данилыча, и обедывал, и ночевывал, а иной раз и по два и по три дня
у него гостил. Да вот уж с год, как ни разу не
бывал. Болтал Василий Фадеев, что какие-то
у него расчеты были с
покойником, и Герасим Силыч остался им недоволен. А другое дело, может, все это и вздор. Ведь Фадеев что ни слово, то соврет.
Правда, тятенька Патап Максимыч вступился в твое сиротство, но все ж он тебе чужани́н, а сродников нет
у тебя ни души: да тятенька и в отлучках часто
бывает, и лета его уж такие, что — сохрани Бог, от слова не сделается — и с ним то же может приключиться, что с твоим
покойником.
Кожа на щеках такого цвета, какою она
бывает у покойников в жаркое, летнее время; мёртвое, страшное лицо, и только медленное движение челюстей доказывало, что оно ещё живо.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили.
Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное!
Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет
у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Наконец, все было кончено. Покойница свезена на кладбище, поминки съедены, милостыня роздана, и в малыгинском доме водворилась мучительная пустота, какая
бывает только после
покойника. Сестры одна за другой наезжали проведать тятеньку, а Харитон Артемьич затворился
у себя в кабинете и никого не желал видеть.
Кормилицу мою, семидесятилетнюю старуху Домну, бог благословил семейством. Двенадцать человек детей
у нее, всё — сыновья, и все как на подбор — один другого краше. И вот, как только,
бывало, пройдет в народе слух о наборе, так старуха начинает тосковать. Четырех сынов
у нее в солдаты взяли, двое послужили в ополченцах. Теперь очередь доходит до внуков. Плачет старуха, убивается каждый раз, словно по
покойнике воет.
— Я и тверезых не боюсь, они
у меня — вот где! — Она показала туго сжатый, красный кулак. —
У меня муженек,
покойник, тоже заливно пьянствовал, так я его,
бывало, пьяненького-то, свяжу по рукам, по ногам, а проспится — стяну штаны с него да прутьями здоровыми и отхлещу: не пей, не пьянствуй, коли женился — жена тебе забава, а не водка! Да. Вспорю до устали, так он после этого как воск
у меня…
— Все прежде
бывало, вашество! — ораторствовал он, — и говядина была, и повара были, и погреба с винами
у каждого были, кто мало-мальски не свиньей жил! Прежде,
бывало, ростбиф-то вот какой подадут (Прокоп расставил руки во всю ширину), а нынче, ежели повар тебе беф-брезе изготовит — и то спасибо скажи! Батюшка-покойник без стерляжьей-то ухи за стол не саживался, а мне и с окуньком подадут — нахвалиться не могу!