Мыться в бане, купаться в реке, обнажать свое тело — великий грех, а
ходить век свой в грязи и всякой нечистоте — богоугодный подвиг, подъятый ради умерщвления плоти.
Неточные совпадения
Волга — рукой подать. Что мужик в неделю наработает, тотчас на пристань везет, а поленился — на соседний базар. Больших барышей ему не нажить; и за Волгой не всяк в «тысячники» вылезет, зато, как ни плоха работа, как работников в семье ни мало, заволжанин
век свой сыт, одет, обут, и податные за ним не стоят. Чего ж еще?.. И за то слава те, Господи!.. Не всем же в золоте
ходить, в руках серебро носить, хоть и каждому русскому человеку такую судьбу няньки да мамки напевают, когда еще он в колыбели лежит.
— Легко сказать — купим, — прервал Стуколов. — Ежели бы земли-то здешние были барские, нечего бы и толковать, купил и шабаш, а тут ведь казна. Годы
пройдут, пока разрешат продажу. По здешним местам казенных земель спокон
веку никто не покупывал, так…
— Самому мне где примечать?.. А по людям говор нехорош
ходит, — отвечал Пантелей. — Кого ни спроси, всяк про Дюкова скажет, что
век свой на воровских делах стоит.
— Намедни, как ты хворала, матушка, ронжински ребята ко мне в келарню старчика приводили. В Поломских лесах, сказывал, спасался, да лес-то вырубать зачали, так он в иное место пробирался… И сказывал тот старчик, что твое же слово: по скорости-де скончание
веку будет, антихрист-де давно уж народился, а под Москвой, в Гуслицах, и Господни свидетели уж с полгода
ходят — Илья пророк с Енохом праведным.
— Что ж матушка!.. Матушке своя жизнь, нам другая… Не
век же в кельях жить, этак не увидишь, как и молодость
пройдет… Пропустить ее не долго, а в другой раз молода не будешь… Пожить хочется, Таня, пожить!..
— Подумать надо, — молвил Василий Борисыч и крепко задумался. Дуня Смолокурова с ума не
сходила. «Неужель придется нá
век расстаться с ней?» — думал московский посол.
— Да, царь и ученый: ты знаешь, что прежде в центре мира полагали землю, и все обращалось вокруг нее, потом Галилей, Коперник — нашли, что все обращается вокруг солнца, а теперь открыли, что и солнце обращается вокруг другого солнца.
Проходили века — и явления физического мира поддавались всякой из этих теорий. Так и жизнь: подводили ее под фатум, потом под разум, под случай — подходит ко всему. У бабушки есть какой-то домовой…
Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что
пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Усни, постель твоя мягка, // Прозрачен твой покров. // Пройдут года,
пройдут века // Под говор чудных снов.
Пройдут века, и все будет по-старому: по вековой рутине, новые успехи цивилизации будут только помогать тунеядным монополистам в эксплуатации рабочих людей; и, по той же рутине, рабочие будут обращаться за советом и судом к своим эксплуататорам.
Проходят века: люди узнают расстояние от светил, определяют их вес, узнают состав солнца и звезд, а вопрос о том, как согласить требования личного блага с жизнью мира, исключающего возможность этого блага, остается для большинства людей таким же нерешенным вопросом, каким он был для людей за 5000 лет назад.
Неточные совпадения
— Ай барин! не прогневался, // Разумная головушка! // (Сказал ему Яким.) // Разумной-то головушке // Как не понять крестьянина? // А свиньи
ходят по́ земи — // Не видят неба
век!..
Г-жа Простакова (к гостям). Одна моя забота, одна моя отрада — Митрофанушка. Мой
век проходит. Его готовлю в люди.
Г-жа Простакова (мужу, идучи). Тут перевирать нечего. Весь
век, сударь,
ходишь, развеся уши.
— Когда найдено было электричество, — быстро перебил Левин, — то было только открыто явление, и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно производит, и
века прошли прежде, чем подумали о приложении его. Спириты же, напротив, начали с того, что столики им пишут и духи к ним приходят, а потом уже стали говорить, что это есть сила неизвестная.
Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но
веки проходят за
веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.