Успокоив, сколь могла, матушку и укрыв ее на постели одеялом, пошла было гневная Устинья в Парашину светлицу, но, проходя сенями, взглянула в окошко и увидела, что на бревнах в огороде сидит Василий Борисыч… Закипело ретивое… Себя не помня, мигом слетела она с крутой лестницы и, забыв, что скитской девице
не след середь бела дня, да еще в мирском доме, видеться один на один с молодым человеком, стрелой промчалась двором и вихрем налетела на Василья Борисыча.
Неточные совпадения
Смолкла Прасковья, оглядываясь и будто говоря: «Да ведь я так, я, пожалуй, и
не стану реветь». Вспомнила, что корову доить пора, и пошла из избы, а меньшая сестра
следом за ней. Фекла ни гугу, перемывает у печи горшки да Исусову молитву творит.
Фленушка пошла из горницы,
следом за ней Параша. Настя осталась. Как в воду опущенная, молча сидела она у окна,
не слушая разговоров про сиротские дворы и бедные обители. Отцовские речи про жениха глубоко запали ей на сердце. Теперь знала она, что Патап Максимыч в самом деле задумал выдать ее за кого-то незнаемого. Каждое слово отцовское как ножом ее по сердцу резало. Только о том теперь и думает Настя, как бы избыть грозящую беду.
— А ты вот что скажи ему, чтобы дело поправить, — говорила Фленушка. — Только слез у тебя и
следов чтобы
не было… Коли сам
не зачнет говорить, сама зачинай, пригрози ему, да
не черной рясой,
не иночеством…
Весело уставляла Настя «свою» горку серебром и фарфором, даже песенку запела.
Следов не видно было прежней тоски.
— Где ее сыщешь? — печально молвил Иван Григорьич. —
Не жену надо мне, мать детям нужна. Ни богатства, ни красоты мне
не надо, деток бы только любила, заместо бы родной матери была до них. А такую и днем с огнем
не найдешь. Немало я думал, немало на вдов да на девок умом своим вскидывал. Ни единая
не подходит… Ах, сироты вы мои, сиротки горькие!.. Лучше уж вам за матерью
следом в сыру землю пойти.
Вскоре пришел Алексей. В праздничном наряде таким молодцом он смотрел, что хоть сейчас картину писать с него. Усевшись на стуле у окна, близ хозяина, глаз
не сводил он с него и с Ивана Григорьича. Помня приказ Фленушки, только разок взглянул он на Настю, а после того
не смотрел и в ту сторону, где сидела она.
Следом за Алексеем в горницу Волк вошел, в платье Патапа Максимыча. Помолясь по уставу перед иконами, поклонившись всем на обе стороны, пошел он к Аксинье Захаровне.
Без вожака небывалый как раз заплутался бы меж ними и лыжными маликами [
След на пути от лыж.], которых сразу от санного
следа и
не отличишь.
— Пустое городишь, Патап Максимыч, — сказал паломник. — Мало ль чего народ ни врет? За ветром в поле
не угоняешься, так и людских речей
не переслушаешь. Да хоть бы то и правда была, разве нам
след за клады приниматься. Тут враг рода человеческого действует, сам треклятый сатана… Душу свою, что ли, губить! Клады — приманка диавольская; золотая россыпь — Божий дар.
Ответа
не было. Оглянулся Сергей Андреич, странника
след простыл. Ни на дворе, ни на улице
не нашли его. Прислуга Колышкина
не видела даже, ни как он в дом вошел, ни как вышел.
— Эка, воструха какая! — идя
следом за ней, ворчала Анафролия. — Матушка головушки еще поднять
не может, а она, глядь-ка поди, — скачет, аки бес… Ну девка!.. Поискать таких!..
А Устинья
следом за ним. Мерными шагами, ходко спешит она к перелеску, огнем пышет лицо, искрами брызжут глаза, губы от гнева и ревности так и подергивает. «Коль
не мне, никому за тобой
не быть!.. Крови твоей напьюсь, а другой
не отдам!.. А эту разлучницу, эту змею подколодную!.. Корнями ее обвести, зельем опоить, ножом зарезать!..»
Идет Иосиф всех впереди, рядом с ним Василий Борисыч. Слушает московский посол преподобные речи,
не вспоминая про греховную ночь. Фленушка с бледной, истомленной Парашей и свежей, как яблочко наливное, Марьей головщицей
следом за ними идут. Люди хоть
не дальние, а все-таки заезжие, любопытно и им сказаний Иосифа про улангерскую старину послушать.
Говорит Ярило: «Ты
не плачь,
не тоскуй, Мать-Сыра Земля, покидаю тебя ненадолго.
Не покинуть тебя на́время — сгореть тебе дотла под моими поцелуями. Храня тебя и детей наших, убавлю я нáвремя тепла и света, опадут на деревьях листья, завянут травы и злаки, оденешься ты снеговым покровом, будешь спать-почивать до моего приходу… Придет время, пошлю к тебе вестницу — Весну Красну́,
следом за Весною я сам приду».
Четверо за чаем сидело, когда в уютные горенки Марьи Гавриловны вступил совсем упавший духом Василий Борисыч. Кроме Патапа Максимыча, были тут Марко Данилыч, Михайло Васильич да кум Иван Григорьич. Вчерашнего похмелья на них и
следов не осталось. Чинно, степенно сидели они, дельные речи вели — о торговых делах толковали. Про волжские низовья, про астраханские рыбные промыслы шла у них речь. Марко Данилыч был знатоком этого дела. Был он один из главных поволжских рыбных торговцев.
И, поцеловав руку Манефы, тихо пошла вон из кельи. Молча глядела игуменья на уходившую Фленушку, и когда через несколько минут в келью вошла Юдифа, величавое лицо Манефы было бесстрастно. Душевного волнения ни малейших
следов на нем
не осталось.
Напрасно уговаривал его кум Иван Григорьич, напрасно уверял его, что теперь уже поздно, что никакие погони теперь
не догонят, что лучше успокоиться и потом хорошенько обдумать, как и где искать
следов выкраденной Параши..
Неточные совпадения
Случилось дело дивное: // Пастух ушел; Федотушка // При стаде был один. // «Сижу я, — так рассказывал // Сынок мой, — на пригорочке, // Откуда ни возьмись — // Волчица преогромная // И хвать овечку Марьину! // Пустился я за ней, // Кричу, кнутищем хлопаю, // Свищу, Валетку уськаю… // Я бегать молодец, // Да где бы окаянную // Нагнать, кабы
не щенная: // У ней сосцы волочились, // Кровавым
следом, матушка. // За нею я гнался!
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки.
Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а
следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Благотворная сила его действий была неуловима, ибо такие мероприятия, как рукопожатие, ласковая улыбка и вообще кроткое обращение, чувствуются лишь непосредственно и
не оставляют ярких и видимых
следов в истории.
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то время
не был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому,
не по горячим
следам, а несколько лет спустя.
Но так как он вслед за тем умылся, то, разумеется,
следов от бесчестья
не осталось никаких.