—
Московского гостя дорогого в заднюю, — сказала Манефа, — а его, — прибавила, показывая на Алексея, — в светелку. Вели постели стлать… Пожитки ихние туда перенесть. Сейчас же.
— И не поминай, — сказала Манефа. — Тут, Василий Борисыч, немало греха и суеты бывает, — прибавила она, обращаясь к
московскому гостю. — С раннего утра на гробницу деревенских много найдет, из городу тоже наедут, всего ведь только пять верст дó городу-то… Игрища пойдут, песни, сопели, гудки… Из ружей стрельбу зачнут… А что под вечер творится — о том не леть и глаголати.
Неточные совпадения
Марья Гавриловна, купеческая вдова из богатого
московского дома, своим коштом жившая в Манефиной обители и всеми уважаемая за богатство и строгую жизнь, не поехала в
гости к Чапуриным.
Зашли разговоры о том, о сем, и Гаврила Маркелыч с удовольствием узнал, что
гость его в самом деле сын
московского богача Масляникова.
Немало
гостей съехалось, и все шло обычной чередой: пели девушки свадебные песни, величали жениха с невестою, величали родителей, сваха плясала, дружка балагурил, молодежь веселилась, а рядом в особой комнате почетные
гости сидели, пуншевали, в трынку [Трынка — карточная игра, в старину была из «подкаретных» (кучера под каретами игрывали), но впоследствии очень полюбилась купечеству, особенно
московскому.
—
Гостя московского, распевалу, — отвечал Родион, слезая с козел и витаясь [Витаться — здороваться, подавая друг другу руку.] с Дементием. — Спит, — промолвил он, заглянув под фартук. — Умаялся, сердечный…
Там
гостям рады, туда уж успели дохнуть, что
московские желают своего епископа, и по письмам Стуколова скорехонько занялись того попа Егора в архиереи поставить…
Правду говорил удельный голова Алексею: раньше трех ден Патап Максимыч
гостей не пустил. И кум Иван Григорьич с Груней, и Михайло Васильич с Ариной Васильевной, и матушка Манефа с келейницами, и
московский посол Василий Борисыч волей-неволей
гостили у него три дня и три ночи.
Город ли то Кидиш, что во дни стародавние от «поганой рати» спасен был Ильей Муромцем, славный ли город Пóкидыш, куда ездил богатырь Суровец Суздалец гостить-пировать у ласкового князя Михайлы Ефимонтьевича, не отсюда ль ветлужский князь Никита Байборода чинил набеги на земли
московские, пробираясь лесами до Соли Галицкой, — молчат преданья [Былины об Илье Муромце и про Суровца Суздальца.
Смерть хотелось попасть в их беседу Василью Борисычу, но с ними идти было ему никак невозможно —
московскому послу за трапезой почетным
гостем сидеть, не с красотками беседовать, нужные речи с игуменьями да старицами вести.
Как-то после одной из первых репетиций устроился общий завтрак в саду, которым мы чествовали
московских гостей и на котором присутствовал завсегдатай театра, местный адвокат, не раз удачно выступавший в столичных судах, большой поклонник Малого театра и член Московского артистического кружка. Его речь имела за столом огромный успех. Он начал так:
Пьют, бывало, чай в гостиной: губернатор почнет ведомости сказывать, что в курантах вычитал, аль из Питера что ему отписывали.
Московские гости со своими ведомостями. Так и толкуют час-другой времени. Приезжал частенько на именины генерал-поручик Матвей Михайлыч Ситкин, — родня князю-то был; при дворе больше находился, к Разумовскому бывал вхож.
Наслушавшись от заезжего
московского гостя о страстях московских, зная из грамотки своего родственника о трагической смерти бояр Обносковых, он основательно опасался, что гонец с грамоткой от него к казненным царским лиходеям попадет в застенок и пропадет, как говорится, ни за грош, ни за денежку, ни за медную пуговицу, да кроме того, и его, Строганова, может постигнуть царская опала за сношения с лиходеями.
Неточные совпадения
Самгин вспомнил, что с месяц тому назад он читал в пошлом «
Московском листке» скандальную заметку о студенте с фамилией, скрытой под буквой Т. Студент обвинял горничную дома свиданий в краже у него денег, но свидетели обвиняемой показали, что она всю эту ночь до утра играла роль не горничной, а клиентки дома, была занята с другим
гостем и потому — истец ошибается, он даже не мог видеть ее. Заметка была озаглавлена: «Ошибка ученого».
Ни прислужить по-столичному, ни возвестить как следует приезд
гостя он не умел, беспощадно перевирал фамилии, перепутывал названия улиц и в довершение всего перенес в
московскую квартиру ту же нестерпимую неопрятность, которая отличала его в деревне.
Только в немногих домах, где получались «
Московские ведомости», выступали на арену, при
гостях, кое-какие скудные новости, вроде того, что такая-то принцесса родила сына или дочь, а такой-то принц, будучи на охоте, упал с лошади и повредил себе ногу.
Одним словом, день кончился полным триумфом для Золотухиной. Селина Архиповна сама показала
гостям чудеса Отрады, и не только накормила их обедом, но и оставила ночевать. Но, что всего важнее, в этот же день была решена участь Мишанки и самой Марьи Маревны. Первого князь взялся определить на свой счет в
московский дворянский институт; второй Селина Архиповна предложила место экономки в
московском княжеском доме.
От думы они поехали на Соборную площадь, а потом на главную
Московскую улицу. Летом здесь стояла непролазная грязь, как и на главных улицах, не говоря уже о предместьях, как Теребиловка, Дрекольная, Ерзовка и Сибирка. Миновали зеленый кафедральный собор, старый гостиный двор и остановились у какого-то двухэтажного каменного дома. Хозяином оказался Голяшкин. Он каждого
гостя встречал внизу, подхватывал под руку, поднимал наверх и передавал с рук на руки жене, испитой болезненной женщине с испуганным лицом.