Неточные совпадения
— Не побрезгуйте, Данило Тихоныч, деревенской хлебом-солью… Чем богаты, тем и рады… Просим не прогневаться, не взыскать на убогом нашем угощенье… Чем
Бог послал! Ведь мы мужики серые, необтесанные, городским порядкам не обвыкли… Наше дело
лесное, живем с волками да медведями… Да потчуй, жена, чего молчишь, дорогих гостей не потчуешь?
— Наше дело
лесное, — самодовольно отвечал Патап Максимыч. — У генералов обедать нам не доводится, театров да балов сроду не видывали; а угостить хорошего человека, чем
Бог послал, завсегда рады. Пожалуйте-с, — прибавил он, наливая Снежкову шампанское.
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она
бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озера́ми. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали
лесные и полевые звери, в реках и морях заплавали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И все жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу — Яриле, матери — Сырой Земле.
Затем из темного бора гонит Ярило
лесного оленя, было бы людям чем справить день расставанья светлого
бога с землей, день отхода его на немалое время в область мрака и стужи.
Пойманный
лесной бог Силен хохочет в лицо смущенному царю Мидасу и открывает ему сокровеннейшую истину жизни: высшее счастье для человека было бы не родиться, не быть вовсе, быть ничем; второе же, что ему остается, — как можно скорее умереть.
Неточные совпадения
На дороге ли ты отдал душу
Богу, или уходили тебя твои же приятели за какую-нибудь толстую и краснощекую солдатку, или пригляделись
лесному бродяге ременные твои рукавицы и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может, и сам, лежа на полатях, думал, думал, да ни с того ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай как звали.
— Та птица
Богом определенная для человека, а коростель — птица вольная,
лесная. И не он один: много ее, всякой
лесной твари, и полевой и речной твари, и болотной и луговой, и верховой и низовой — и грех ее убивать, и пускай она живет на земле до своего предела… А человеку пища положена другая; пища ему другая и другое питье: хлеб — Божья благодать, да воды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Всякий раз, когда вступаешь в лес, который тянется на несколько сот километров, невольно испытываешь чувство, похожее на робость. Такой первобытный лес — своего рода стихия, и немудрено, что даже туземцы, эти привычные
лесные бродяги, прежде чем переступить границу, отделяющую их от людей и света, молятся
богу и просят у него защиты от злых духов, населяющих
лесные пустыни.
— Как бы не так!.. Тоже и старцы ущитились, ну, да в лесу, известно, один Микола
бог… Троих, сказывают, старичков порешили лесообъездчики, а потом стащили в один скиток и скиток подпалили. Одни угольки остались… Кто их в лесу-то видел? Да и народ все такой, за которого и ответу нет: бродяги, беглые солдаты, поселенцы. Какой за них ответ? Все равно как
лесной зверь, так и они.
Каждое слово, каждый
лесной шорох как-то чутко отдаются в воздухе и долго еще слышатся потом, повторяемые
лесным эхом, покуда не замрут наконец
бог весть в какой дали.