Неточные совпадения
В Царьград я один воротился, молодые трудники все до единого
пошли в мать сыру-землю…
Пошли мы вверх по реке Нилу,
шли с караванами пеши, дошли до
земли Фиваидской, только никто нам не мог указать
земли Емаканьской, про такую, дескать, там никогда не слыхали…
На сибирском рубеже стоят снежные горы; без проводника, не зная тамошних мест, их ввек не перелезть, да
послал Господь мне доброго человека из варнаков — беглый каторжный, значит, — вывел на русскую
землю!..
Леший бурлит до Ерофеева дня [Октября 4-го, св. Иерофия, епископа афинского, известного в народе под именем Ерофея-Офени.], тут ему на глаза не попадайся: бесится косматый, неохота ему спать ложиться, рыщет по лесу, ломит деревья, гоняет зверей, но как только Ерофей-Офеня по башке лесиной его хватит,
пойдет окаянный сквозь
землю и спит до Василия парийского, как весна
землю парить начнет [Апреля 12-го.].
— Когда Господь поволит мать сыру-землю наградить, — продолжал Артемий, —
пошлет он ангела небесного на солнце и велит ему иверень [Иверень — осколок, черепок, небольшая отбитая часть от какой-нибудь вещи.] от солнца отщербить [Отщербить — отбить, отломить, говоря о посуде и вообще о хрупкой вещи.] и вложить его в громовую тучу…
И по Божьему веленью
пойдет та туча над
землею и в молоньях золото на
землю посыплет.
— С удельной и того хуже. Удел
земель не продает. Да что об этом толковать прежде времени? Коли дело
пойдет, как уговорились, в Питере отхлопочем за тебя прииски, а коли ты, Патап Максимыч, на попятный, так после пеняй на себя…
Бог нам дает много, а нам-то все мало,
Не можем мы, людие, ничем ся наполнить!
И ляжем мы в гробы, прижмем руки к сердцу,
Души наши
пойдут по делам своим,
Кости наши
пойдут по
земле на предание,
Телеса наши
пойдут червям на съедение,
А богатство, гордость,
слава куда
пойдут?
— Не клад, а песок золотой в
земле рассыпан лежит, — шептал Алексей. — Мне показывали… Стуколов этот показывал, что с Патапом Максимычем поехал… За тем они в Ветлугу поехали… Не проговорись только, Христа ради, не погуби… Вот и думаю я — не
пойти ли мне на Ветлугу… Накопавши золота, пришел бы я к Патапу Максимычу свататься…
Стукнет Гром Гремучий пó небу горючим молотом, хлестнет золотой вожжой — и
пойдет по
земле веселый Яр [Словом Яр означалась весна, а также зооморфическое божество жизни и плодородия, иначе Ярило.
Пошел пир на весь мир — Яр-Хмель на
землю ступил.
«Эх, как бы эта гора была да золотая, — думал он сам про себя, глядя на кручу [Отвесная, стоймя стоящая гора.], поднимавшуюся перед его окнами, — раскопал бы ее своими руками, вынул бы из
земли несметное богатство, зажил бы всем на
славу и удивленье!..
Ранним утром, еще летнее солнце в полдерево стояло, все пошли-поехали на кладбище. А там Настина могилка свежим изумрудным дерном покрыта и цветики на ней алеют. А кругом
земля выровнена, утоптана, белоснежным речным песком усыпана. Первыми на кладбище пришли Матренушка с канонницей Евпраксеей, принесли они кутью, кацею с горячими углями да восковые свечи.
Пошел было, как обычно хожу, а проводник в самое ухо мне шепчет: «Тише на́
землю ступай, услышат…» Господи, Боже мой, и по земле-то надо с опаской ходить!..
Прославился всюду Исакий — во всю
землю произыде
слава его…
—
Посылали за мной? — тихо проговорил он, вертя в руках шляпу и опустив глаза в
землю.
Диво ли, что теперь на нашей трудной
земле и древа, и травы, и скоты, и звери, и всякие гады ползущие не от Бога, а от врага, не
славу Божию исповедуют, а вражеским козням на человеческую погубу служат?
Разбудили от крепкого сна уставщицу да старицу Никанору и, оставя лошадей с работниками на дороге, вшестером
пошли ко «святому месту» по кладкам, лежавшим на сырой болотистой
земле.
— Вот что: теперь, пожалуй, лучше не ходите к ней, — сказала Фленушка, — оченно уж людно здесь, да опять же на нас, на приезжих, много глаз глядят… Вечерком лучше, после заката, — на всполье тогда выходите. Как сюда въезжали, видели, крест большой в
землю вкопан стоит? От того креста дорожка вдоль речки к перелеску
пошла, по ней
идите… Да смотрите, чур не обмануть. Беспременно приходите.
Говорит Ярило: «Ты не плачь, не тоскуй, Мать-Сыра
Земля, покидаю тебя ненадолго. Не покинуть тебя на́время — сгореть тебе дотла под моими поцелуями. Храня тебя и детей наших, убавлю я нáвремя тепла и света, опадут на деревьях листья, завянут травы и злаки, оденешься ты снеговым покровом, будешь спать-почивать до моего приходу… Придет время,
пошлю к тебе вестницу — Весну Красну́, следом за Весною я сам приду».
— Дивен Бог во святых своих! — величаво приподнимаясь с
земли, проговорил молчавший дотоле инок, еще не старый, из себя дородный, здоровый, как кровь с молоком. Низко нахлобучив камилавку черным кафтырем, обшитым красными шнурками, и медленно перебирая лестовку, творил он шепотом молитву. Затем, поклонясь собеседникам,
пошел вдоль берега. Василий Борисыч за ним.
А с восточной стороны, с моря-океана, с острова Буяна, со того ли со камня со Алатыря, тихими стопами,
земли не касаясь, идет-выступает Петр-Золотые-Ключи…
Бог наш на небеси и на
земли вся елика восхоте сотвори!» А если пожелает кто поподробну излюбопытствовать, того ради
посылаем подателя сего послания Василия Борисыча, мужа учительна, разумна, знающа силу Божественных Писаний и самолично зревшего доброе устроение заграничныя святыя митрополии и все чины и службы в ней соблюдаемые.
— Чего ж убиваться-то? — весело молвила ей быстроногая Дуня улангерская. — Пошли-ка меня матушка Юдифа к хорошим людям нá год в канонницы, да я бы, кажется, с радости
земли под собой не взвидела, запрыгала б, заплясала, а ты, бесстыдница, выть…
Кого по мысли найду, за того и
пойду, и буду любить его довеку, до последнего вздоха, — одна сыра
земля остудит любовь мою…
Замеченный Аграфеной Петровной, быстро вскочил Самоквасов с завалины и еще быстрее
пошел, но не в домик Марьи Гавриловны, где уже раздавались веселые голоса проснувшихся гостей, а за скитскую околицу. Сойдя в Каменный Вражек, ушел он в перелесок. Там в тени кустов раскинулся на сочной благовонной траве и долго, глаз не сводя, смотрел на глубокое синее небо, что в безмятежном покое лучезарным сводом высилось над
землею. Его мысли вились вокруг Фленушки да Дуни Смолокуровой.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь,
шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на
землях и у того и у другого.
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна крестьянину // И ранняя и дружная, // А тут — хоть волком вой! // Не греет
землю солнышко, // И облака дождливые, // Как дойные коровушки, //
Идут по небесам. // Согнало снег, а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, //
Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом // И, как мертвец без савана, // Лежит под небом пасмурным // Печальна и нага.
Крестьяне наши трезвые, // Поглядывая, слушая, //
Идут своим путем. // Средь самой средь дороженьки // Какой-то парень тихонький // Большую яму выкопал. // «Что делаешь ты тут?» // — А хороню я матушку! — // «Дурак! какая матушка! // Гляди: поддевку новую // Ты в
землю закопал! //
Иди скорей да хрюкалом // В канаву ляг, воды испей! // Авось, соскочит дурь!»
Широкая дороженька, // Березками обставлена, // Далеко протянулася, // Песчана и глуха. // По сторонам дороженьки //
Идут холмы пологие // С полями, с сенокосами, // А чаще с неудобною, // Заброшенной
землей; // Стоят деревни старые, // Стоят деревни новые, // У речек, у прудов… // Леса, луга поемные,
Оро́бели наследники: // А ну как перед смертию // Лишит наследства? Мало ли // Лесов,
земель у батюшки? // Что денег понакоплено, // Куда
пойдет добро? // Гадай! У князя в Питере // Три дочери побочные // За генералов выданы, // Не отказал бы им!