Неточные совпадения
К Пасхе Манефа
воротилась в Комаров с дорогой гостьей. Марье Гавриловне скитское житье приятным показалось. И немудрено: все ей угождали, все старались предупредить малейшее ее желанье. Не привыкшая к свободной жизни, она отдыхала душой. Летом купила в соседнем городке
на своз деревянный дом, поставила его
на обительском
месте, убрала, разукрасила и по первому зимнему пути перевезла из Москвы в Комаров все свое имущество.
— А
воротишься от Софонтия, — молвила Манефа Василью Борисычу, —
на пепел отца Варлаама съезди да заодно уж и к матери Голиндухе. Сборища там бывают невеликие, соблазной от мирских человек не увидишь —
место прикровенное.
Паранька одна
воротилась. Кошкой крадучись, неслышными стопами пробралась она пó мосту [Мостом называют большие холодные сени между переднею и заднею избами, в иных
местах — только пол в этих сенях.] к чулану, где у нее с сестрой постель стояла. Как
на грех скрипнула половица. Трифон услыхал и крикнул дочь.
Он внимательно и с напряжением посмотрел на сестру, но не расслышал или даже не понял ее слов. Потом, в глубокой задумчивости, встал, подошел к матери, поцеловал ее,
воротился на место и сел.
Я
воротился на место. Дыхание слегка стеснялось, сердце вздрагивало от ожидания. Море голов двигалось внизу. Огромная душа, чуждая и темная. Кто она? Враг? Друг?.. Кругом были свои, с взволнованными, решительными лицами. О, милые!
Неточные совпадения
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не было ничего видно. А когда сошли и
воротились по своим
местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не было
на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого
на сердце, и все задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
Раскольников встал и пошел в другую комнату, где прежде стояли укладка, постель и комод; комната показалась ему ужасно маленькою без мебели. Обои были все те же; в углу
на обоях резко обозначено было
место, где стоял киот с образами. Он поглядел и
воротился на свое окошко. Старший работник искоса приглядывался.
Он начал ходить по комнате, а Иван Матвеевич стоял
на своем
месте и всякий раз слегка
ворочался всем корпусом в тот угол, куда пойдет Обломов. Оба они молчали некоторое время.
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный,
воротился домой от проклятого
места. А между тем эта дичь леса манила его к себе, в таинственную темноту, к обрыву, с которого вид был хорош
на Волгу и оба ее берега.
— Если хотите, расстанемтесь, вот теперь же… — уныло говорил он. — Я знаю, что будет со мной: я попрошусь куда-нибудь в другое
место, уеду в Петербург,
на край света, если мне скажут это — не Татьяна Марковна, не маменька моя — они, пожалуй, наскажут, но я их не послушаю, — а если скажете вы. Я сейчас же с этого
места уйду и никогда не
ворочусь сюда! Я знаю, что уж любить больше в жизни никогда не буду… ей-богу, не буду… Марфа Васильевна!