Слушает Таня, сама дивуется. «Что за речи такие, что за молитвы судные? — думает она про себя. — А нет в тех молитвах никакой супротивности, ни единого черного слова знахарка не промолвила.
Божьим словом зачала, святым аминем закончила».
Неточные совпадения
Настя с Парашей, воротясь к отцу, к матери, расположились в светлицах своих, а разукрасить их отец не поскупился. Вечерком, как они убрались, пришел к дочерям Патап Максимыч поглядеть на их новоселье и взял рукописную тетрадку, лежавшую у Насти на столике. Тут были «Стихи об Иоасафе царевиче», «Об Алексее
Божьем человеке», «Древян гроб сосновый» и рядом с этой пса́льмой «Похвала пустыне». Она начиналась
словами...
Свиделись они впервые на супрядках. Как взглянула Матренушка в его очи речистые, как услышала
слова его покорные да любовные, загорелось у ней на сердце, отдалась в полон молодцу… Все-то цветно да красно до той поры было в очах ее, глядел на нее
Божий мир светло-радостно, а теперь мутятся глазыньки, как не видят друга милого. Без Якимушки и цветы не цветно цветут, без него и деревья не красно растут во дубравушке, не светло светит солнце яркое, мглою-мороком кроется небо ясное.
— Леса наши хорошие, — хмурясь и понурив голову, продолжал дядя Онуфрий. — Наши поильцы-кормильцы… Сам Господь вырастил леса на пользу человека, сам Владыко свой сад рассадил… Здесь каждое дерево
Божье, зачем же лесам провалиться?.. И кем они кляты?.. Это ты нехорошее, черное
слово молвил, господин купец… Не погневайся, имени-отчества твоего не знаю, а леса бранить не годится — потому они
Божьи.
— Не греши праздным
словом на
Божьих старцев, — уговаривал его паломник. — Потерпи маленько. Иначе нельзя — на то устав… Опять же народ пуганый — недобрых людей опасаются. Сам знаешь: кого медведь драл, тот и пенька в лесу боится.
Оставшись с глазу на глаз с Алексеем, Патап Максимыч подробно рассказал ему про свои похожденья во время поездки: и про Силантья лукерьинского, как тот ему золотой песок продавал, и про Колышкина, как он его испробовал, и про Стуколова с Дюковым, как они разругали Силантья за лишние его
слова. Сказал Патап Максимыч и про отца Михаила, прибавив, что мошенники и такого
Божьего человека, как видно, хотят оплести.
— Хорошо, хорошо, Алексеюшка, доброе
слово ты молвил, — дрогнувшим от умиления голосом сказал Патап Максимыч. — Родителей покоить —
Божью волю творить… Такой человек вовеки не сгибнет: «Чтый отца очистит грехи своя».
Паранька плакала, передавала писаревы
слова матери и чуть не каждый
Божий день приводила ее в слезы разговорами о тяжелой работе в чужих людях Алексея да Саввушки.
«Сеть веры» есть учение Христово, которое должно извлекать человека из темной глубины житейского моря и его неправд. Истинная вера состоит в том, чтобы верить
божьим словам; но теперь пришло такое время, что люди истинную веру принимают за ересь, и поэтому разум должен указать, в чем состоит истинная вера, если кто этого не знает. Тьма закрыла ее от людей, и они не узнают истинного закона Христа.
Великую ты правду, // [Василь Андреич], говоришь. Я стар, // Заматерел в грехах; а
Божье слово // В час утренней молитвы возвышает // Мне душу грешную, и рвутся цепи, // К земле гнетущие!
«Чего бояться? — думал он между тем сам про себя. — Ведь она не встанет из своего гроба, потому что побоится
Божьего слова. Пусть лежит! Да и что я за козак, когда бы устрашился? Ну, выпил лишнее — оттого и показывается страшно. А понюхать табаку: эх, добрый табак! Славный табак! Хороший табак!»
Неточные совпадения
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому. При
словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также
божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное
слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те!
И, являясь к рыжему учителю, он впивался в него, забрасывая вопросами по закону
божьему, самому скучному предмету для Клима. Томилин выслушивал вопросы его с улыбкой, отвечал осторожно, а когда Дронов уходил, он, помолчав минуту, две, спрашивал Клима
словами Глафиры Варавки:
— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне
Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя
слово Иисусе, придержал рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено, поклонился в землю, а хор запел последние
слова: «Иисусе, Сыне
Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые ноги.
Ложно были поняты и истолкованы евангельские
слова: «Воздайте кесарево кесарю, а
Божье Богу», и
слова ап. Павла: «Несть бо власти, аще не от Бога».