— Теперь остается только выработать программу жизни на лето, — говорил Пепко, когда все кончилось. — Нельзя же без программы… Нужно провести определенную
идею и решить коренной вопрос, чему отдать преимущество: телу или духу.
Неточные совпадения
Итак, Пепко заскрипел с голода зубами. Он глотал слюну, челюсти Пепки сводила голодная позевота.
И все-таки десяти крейцеров не было… Чтобы утишить несколько муки голода, Пепко улегся на кровать
и долго лежал с закрытыми глазами. Наконец, его осенила какая-то счастливая
идея. Пепко быстро вскочил, нахлобучил свою шляпу, надел пальто
и бомбой вылетел из комнаты. Минут через десять он вернулся веселый
и счастливый.
— Невинные восторги первого авторства погибают в неравной борьбе с томящей жаждой получить первый гонорар, — резюмировал Пепко мое настроение: — тут тебе
и святое искусство,
и служение истине, добру
и красоте,
и призвание,
и лучшие
идеи века,
и вклад во всемирную сокровищницу своей скромной лепты вдовицы,
и тут же душевный вопль: «Подайте мне мой двугривенный!» Я уверен, что литература упала, — это факт, не требующий доказательств, — от двух причин: перевелись на белом свете меценаты, которые авторам давали случаи понюхать, чем пахнет жареное, а с другой — авторы нынешние не нюхают табака.
— В том-то
и дело, что ничего не знает… ха-ха!.. Хочу умереть за братьев
и хоть этим искупить свои прегрешения. Да… Серьезно тебе говорю… У меня это клином засело в башку. Ты только представь себе картину: порабощенная страна, с одной стороны, а с другой — наш исторический враг… Сколько там пролито русской крови, сколько положено голов, а
идея все-таки не достигнута. Умереть со знаменем в руках, умереть за святое дело — да разве может быть счастье выше?
Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, — смотря, впрочем, по
идее и по размерам ее, — это заметьте.
Как нарочно, я был в ту секунду в преглупом состоянии духа: я замыслил большую
идею и, плюнув, быстро встал и отошел, не захотев даже спорить и подарив ему красненькую.
Стоят на ногах они неуклюже, опустившись корпусом на коленки, и большею частью смотрят сонно, вяло: видно, что их ничто не волнует, что нет в этой массе людей постоянной
идеи и цели, какая должна быть в мыслящей толпе, что они едят, спят и больше ничего не делают, что привыкли к этой жизни и любят ее.
Неточные совпадения
Мало-помалу, несмотря на протесты,
идея эта до того окрепла в голове ревнивого начальника, что он решился испытать своих подчиненных
и кликнул клич.
Но в том-то именно
и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то время революционными
идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию
и только слегка позволили себе пособолезновать
и попенять на своего более чем странного градоначальника.
Как
и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю
идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой пуще последнего.
Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании
идеи прямолинейности с
идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную
и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию, но нивеляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте души единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии
и всяких зигзагов
и извилин.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей
и чувств, которых он не мог передать окружающим,
и теперь он изливал в Степана Аркадьича
и поэтическую радость весны,
и неудачи
и планы хозяйства,
и мысли
и замечания о книгах, которые он читал,
и в особенности
идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.