Неточные совпадения
— Покедова
бог хранил. У нас у всех так заведено. Да и дом каменный, устоит. Да ты, Михей Зотыч, сними хоть котомку-то. Вот сюда ее и положим, вместе
с бурачком и палочкой.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего
бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они
с бору да
с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
Все соглашались
с ним, но никто не хотел ничего делать. Слава
богу, отцы и деды жили, чего же им иначить? Конечно, подъезд к реке надо бы вымостить, это уж верно, — ну, да как-нибудь…
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка
бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я
с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
— Хорошую роденьку
бог послал, — ворчал писарь Флегонт Васильич. — Оборотни какие-то… Счастье нам
с тобой, Анна Харитоновна, на родню. Зятья-то на подбор, один лучше другого, да и родитель Харитон Артемьич хорош. Брезгует суслонским зятем.
— Ах ты, дурашка, брюхо-то не зеркало, да и мы
с тобой на ржаной муке замешаны. Есть корочка черного хлебца, и слава
богу… Как тебя будет разжигать аппетит, ты
богу молись, чревоугодник!
— Поживите пока
с нами, а там видно будет, — говорила она, успокоившись после первых излияний. — Слава
богу, свет не клином сошелся. Не пропадешь и без отцовских капиталов. Ох, через золото много напрасных слез льется! Тоже видывали достаточно всячины!
— Знаете что, не люблю я вашего Стабровского! Нехорошее он дело затевает, неправильное… Вконец хочет спаивать народ.
Бог с ними и
с деньгами, если на то пошло!
— Сима, ты бы и потом могла
с мужем переговорить, — политично заметила Анфуса Гавриловна. — Мы хоть и родители тебе, а промежду мужем и женой один
бог судья.
— Что поделаешь? Забыл, — каялся Полуянов. — Ну, молите
бога за Харитину, а то ободрал бы я вас всех, как липку. Даже вот бы как ободрал, что и кожу бы
с себя сняли.
— Ну, слава
богу, покончили, — проговорил он, припадая запекшимися губами к ведру
с квасом. — И по домам пора.
— Сами управимся,
бог даст… а ты только плант наведи. Не следовало бы тебе по-настоящему так
с отцом разговаривать, — ну, да уж
бог с тобой… Яйца умнее курицы по нынешним временам.
— Меж мужем и женой один
бог судья, мамаша, а вторая причина… Эх, да что тут говорить! Все равно не поймете.
С добром я ехал домой, хотел жене во всем покаяться и зажить по-новому, а она меня на весь город ославила. Кому хуже-то будет?
— Сам же запустошил дом и сам же похваляешься. Нехорошо, Галактион, а за чужие-то слезы
бог найдет. Пришел ты, а того не понимаешь, что я и разговаривать-то
с тобой по-настоящему не могу. Я-то скажу правду, а ты со зла все на жену переведешь. Мудрено
с зятьями-то разговаривать. Вот выдай свою дочь, тогда и узнаешь.
— Спасибо, милая, что не забываешь мужа, — говорил он
с притворным смирением. — Аще
бог соединил, человек да не разлучает… да.
— Мамынька, ведь нам
с ней не детей крестить, — совершенно резонно объяснила Серафима. — А если
бог посылает Агнии судьбу… Не век же ей в девках вековать. Пьяница проспится, а дурак останется дураком.
— Ты уж меня извини, что по-деревенски ввалился без спросу, — оправдывался Замараев. — Я было заехал к тестю, да он меня так повернул… Ну,
бог с ним. Я и поехал к тебе.
— Галактион,
бог с тобой, — бормотала она упавшим голосом. — Какой ты, право. Мне хуже во сто раз, да ведь я ничего.
— Так, так, сынок… Это точно, неволи нет. А я-то вот по уезду шатаюсь, так все вижу: которые были запасы, все на базар свезены. Все теперь на деньги пошло, а деньги пошли в кабак, да на самовары, да на ситцы, да на трень-брень… Какая тут неволя?
Бога за вас благодарят мужички… Прежде-то все свое домашнее было, а теперь все
с рынка везут. Главное, хлебушко всем мешает… Ох, горе душам нашим!
Старик рассвирепел и выгнал писаря. Вот
бог наградил зятьями! Другие-то хоть молчат, а этот так в ухо и зудит. И чего пристал
с духовной? Ведь сам писал.
— Все под
богом ходим, Харитон Артемьич, — уклончиво ответил Михей Зотыч, моргая и шамкая. — Господь даде, господь отъя… Ох, не возьмем
с собой ничего, миленький! Все это суета.
— Так, так… То-то нынче добрый народ пошел: все о других заботятся, а себя забывают. Что же, дай
бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо. Дома понастроили новые, магазины
с зеркальными окнами и все перезаложили в банк. Одни строят, другие деньги на постройку дают — чего лучше? А тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот как
с закуской будет? И ты тоже вот добрый у меня уродился: чужого не жалеешь.
— Не беспокойся, никуда не уйду… Помолиться
богу сходил,
с попом поговорил, потом старика Нагибина встретил.
— О нас не беспокойтесь, —
с улыбкой ответила невеста. — Проживем не хуже других. Счастье не от людей, а от
бога. Может быть, вы против меня, так скажите вперед. Время еще не ушло.
Неточные совпадения
Осип. Да так.
Бог с ними со всеми! Погуляли здесь два денька — ну и довольно. Что
с ними долго связываться? Плюньте на них! не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе
с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера,
с тем чтобы отправить его
с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Говорят, что я им солоно пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял
с иного, то, право, без всякой ненависти.