Неточные совпадения
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер был на исходе, и возвращавшийся
с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за
день рады были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его
с покоса, да несколько
других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я
с вами: один умнее отца захотел быть и
другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое
дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
— Ну, капитал
дело наживное, — спорила
другая тетка, — не
с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста на примете, любовным
делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а
с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя
с будущим тестем, который закрутил
с самого первого
дня и мог говорить только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку
с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя.
Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет на
день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату и запирались на ключ.
Серафима даже всплакнула
с горя.
С сестрой она успела поссориться на
другой же
день и обозвала ее неотесаной деревенщиной, а потом сама же обиделась и расплакалась.
Сказано — сделано, и старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен был ожидать верного слугу в Баклановой, где уже вперед купил себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался
с писарем и на
другой день ехал уже в одной телеге
с Михеем Зотычем.
Серафима слушала мужа только из вежливости. В
делах она попрежнему ничего не понимала. Да и муж как-то не умел
с нею разговаривать. Вот,
другое дело, приедет Карл Карлыч, тот все умеет понятно рассказать. Он вот и жене все наряды покупает и даже в шляпах знает больше толку, чем любая настоящая дама. Сестра Евлампия никакой заботы не знает
с мужем, даром, что немец, и щеголяет напропалую.
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет
с вас и одной. Да и
дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть, а
друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и на свете жить. Только в глубине души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и
с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть. Будь Ечкин кровный русак, совсем бы
другое дело.
— Вот что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас… да. Знаете, вы делаете одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить, как хотите, —
дело ваше, — а зачем же молодым запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы
с ней большие
друзья, и вы о ней не хотите позаботиться.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а
с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский
с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал в детскую, а какое белье у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все
дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к себе на колени и ласково принялся утешать.
Проигравшись как-то в клубе в пух и прах, Полуянов на
другой день с похмелья отправился к Шахме и без предисловий заявил свои подозрения.
— Ведь я младенец сравнительно
с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым
делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
Конечно, все
дело по сравнению
с другими.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку
с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед
другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем
деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
Этот случайный разговор
с писарем подействовал на Галактиона успокоивающим образом. Кажется, ничего особенного не было сказано, а как-то легче на душе. Именно в таком настроении он поехал на
другой день утром к отцу. По дороге встретился Емельян.
В первую минуту, подавленный неожиданностью всего случившегося, бывший исправник повел свое
дело, как и
другие в его положении, исходя из принципа, что пропадать, так пропадать не одному, а вместе
с другими.
Отдохнув, Полуянов повел атаку против свидетелей
с новым ожесточением. Он требовал очных ставок, дополнительных допросов, вызова новых свидетелей, — одним словом, всеми силами старался затянуть
дело и в качестве опытного человека пользовался всякою оплошностью. Больше всего ему хотелось притянуть к
делу других, особенно таких важных свидетелей, как о. Макар и запольские купцы.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне
с другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие
дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное
дело — только ничтожная часть
других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною силой, как хорошая паровая машина.
С другой стороны,
с каждым
днем его все сильнее и сильнее охватывала жажда широкой деятельности и больших
дел.
— Многонько-с. Сотенный билет могу, а когда издержите —
другой. Тысячу-то и потерять можно по женскому
делу.
Что было делать Замараеву? Предупредить мужа, поговорить откровенно
с самой, объяснить все Анфусе Гавриловне, — ни то, ни
другое, ни третье не входило в его планы.
С какой он стати будет вмешиваться в чужие
дела? Да и доказать это трудно, а он может остаться в дураках.
В
другой раз Анфуса Гавриловна отвела бы душеньку и побранила бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину —
с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце
день и ночь, а взять не
с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
Галактион кое-как понял, в чем
дело. Конечно, Вахрушка напился свыше меры — это так, но,
с другой стороны, и отец был неправ, не рассчитав старика. Во всем этом было что-то такое дикое.
— Вот в том-то и
дело, что совсем не доктор… да-с. А некоторый
другой человек… Мы сперва-то тоже на доктора подумали, что подкупил его Прохоров, а потом и оказалось…
Молва приписывала всю механику малыгинского завещания именно Замараеву, и он всячески старался освободить себя от этого обвинения. Вообще положение малыгинских зятьев было довольно щекотливое, и они не любили, когда речь заходила о наследстве. Все
дело они сваливали довольно бессовестно на жен, даже Галактион повторял вместе
с другими это оправдание.
— Ты у меня теперь в том роде, как секретарь, — шутил старик, любуясь умною дочерью. — Право… Другие-то бабы ведь ровнешенько ничего не понимают, а тебе до всего
дело. Еще вот погоди,
с Харченкой на подсудимую скамью попадешь.
На
другой день он, одетый
с иголочки во все новое, уже сидел в особой комнате нового управления за громадным письменным столом, заваленным гроссбухами. Ему нравилась и солидность обстановки и какая-то особенная деловая таинственность, а больше всего сам Ечкин, всегда веселый, вечно занятый, энергичный и неутомимый. Одна квартира чего стоила, министерская обстановка, служащие, и все явилось, как в сказке, по щучьему веленью. В первый момент Полуянов даже смутился, отозвал Ечкина в сторону и проговорил...
— Мы
с вами враги по части банковских и винокуренных
дел, — откровенно объяснил Стабровский, — но думаю, что будем
друзьями в земстве.
Устенька не без ловкости перевела разговор на
другую тему, потому что Стабровскому, видимо, было неприятно говорить о Галактионе. Ему показалось в свою очередь, что девушка чего-то не договаривает. Это еще был первый случай недомолвки. Стабровский продумал всю сцену и пришел к заключению, что Устенька пришла специально для этого вопроса. Что же, это ее
дело. Когда девушка уходила, Стабровский
с особенной нежностью простился
с ней и два раз поцеловал ее в голову.
Скитники на брезгу уже ехали дальше. Свои лесные сани они оставили у доброхота Василия, а у него взамен взяли обыкновенные пошевни,
с отводами и подкованными полозьями. Теперь уж на раскатах экипаж не валился набок, и старики переглядывались. Надо полагать, он отстал. Побился-побился и бросил. Впрочем, теперь
другие интересы и картины захватывали их. По дороге то и
дело попадались пешеходы, истомленные, худые, оборванные,
с отупевшим от истомы взглядом. Это брели из голодавших деревень в Кукарский завод.
Эти строгие теоретические рассуждения разлетались прахом при ближайшем знакомстве
с делом. Конечно, и пшеничники виноваты, а
с другой стороны, выдвигалась масса таких причин, которые уже не зависели от пшеничников. Первое
дело, своя собственная темнота одолевала, тот душевный глад, о котором говорит писание. Пришли волки в овечьей шкуре и воспользовались мглой… По закону разорили целый край. И как все просто: комар носу не подточит.
С одной стороны, свои
дела не пускали, а
с другой — как-то неловко было оставить больную жену.