Неточные совпадения
— Ты это опять куды наклался-то, непутевая голова?.. Который это
день музыку-то разводишь? Я
до тебя доберусь!.. Я тебе покажу!..
— Место-то найдется, да я не люблю себя стеснять… А там я сам большой, сам маленький, и никому
до меня
дела нет.
Особенно доставалось Харитине, когда приезжал жених. Анфуса Гавриловна не спускала глаз с нее.
Дело доходило
до подзатыльников и слез.
Чтобы оправить себя в своих собственных глазах, Галактион решил, что будет участвовать в конкурсе пока,
до приискания настоящего
дела.
Винокуренный завод интересовал Галактиона и без этих указаний. Главное затруднение при выяснении
дела заключалось в том, что завод принадлежал Бубнову наполовину с Евграфом Огибениным, давно уже пользовавшимся невменяемостью своего компаньона и ловко хоронившим концы. Потом оказалось, что и сам хитроумный Штофф тоже был тут при чем-то и потому усиленно юлил перед Галактионом. Все-таки свой человек и, в случае чего, не продаст. Завод был небольшой, но давал солидные средства
до сих пор.
Встреча с Лиодором в Кунаре окончательно вырешила
дело. Галактион дальше не мог оставаться у тестя. Он нанял себе небольшую квартирку за хлебным рынком и переехал туда с семьей. Благодаря бубновскому конкурсу он мог теперь прожить
до открытия банка, когда Штофф обещал ему место члена правления с жалованьем в пять тысяч.
— Это он только сначала о Полуянове, а потом и
до других доберется, — толковали купцы. — Что же это такое будет-то? Раньше жили себе, и никому
дела до нас не было… Ну, там пожар, неурожай, холера, а от корреспондента
до сих пор бог миловал. Растерзать его мало, этого самого корреспондента.
Перед Ильиным
днем поп Макар устраивал «помочь». На покос выходило
до полуторых сот косцов. Мужики любили попа Макара и не отказывались поработать денек. Да и как было не поработать, когда поп Макар крестил почти всех косцов, венчал, а в будущем должен был похоронить? За глаза говорили про попа то и се, а на
деле выходило другое. Теперь в особенности популярность попа Макара выросла благодаря свержению ига исправника Полуянова.
«Ах, проклятые бабы! — начал сердиться писарь. — Это им поп Макар навозит новостей из Заполья, да пьяный Карла болтает. Этакое зелье эти самые бабы!
До всего-то им
дело».
— Тут была какая-то темная история. А впрочем, не наше
дело. Разве может быть иначе, когда все удовольствие у этих дикарей только в том, чтоб напиться
до свинства? Культурный человек никогда не дойдет
до такого положения и не может дойти.
Харитине доставляла какое-то жгучее наслаждение именно эта двойственность: она льнула к мужу и среди самых трогательных сцен думала о Галактионе. Она не могла бы сказать, любит его или нет; а ей просто хотелось думать о нем. Если б он пришел к ней, она его приняла бы очень сухо и ни одним движением не выдала бы своего настроения. О, он никогда не узнает и не должен знать того позора, какой она переживала сейчас! И хорошо и худо — все ее, и никому
до этого
дела нет.
Рядом с Харитиной на первой скамье сидел доктор Кочетов. Она была не рада такому соседству и старалась не дышать, чтобы не слышать перегорелого запаха водки. А доктор старался быть с ней особенно любезным, как бывают любезными на похоронах с дамами в трауре: ведь она
до некоторой степени являлась тоже героиней настоящего судного
дня. После подсудимого публика уделяла ей самое большое внимание и следила за каждым ее движением. Харитина это чувствовала и инстинктивно приняла бесстрастный вид.
Что ей за
дело до Галактиона?
— Давненько мы не видались, — заговорила она первая, удерживая руку Галактиона в своей. — Ну, как поживаешь? Впрочем, что я тебя спрашиваю? Мне-то какое
до тебя
дело?
— Оставь, пожалуйста, Ечкина в покое. Какое тебе
дело до него?
Старик настолько увлекся своею новою постройкой, что больше ничего не желал знать.
Дело дошло
до того, что он отнесся как-то совсем равнодушно даже к оправданию родного сына Лиодора.
— Больно ты прыток
до чужих
дел, как я погляжу, Иван Федорыч, — заметила ему старушка. — И все у тебя неладно.
Лучше всех держала себя от начала
до конца Харитина. Она даже решила сгоряча, что все деньги отдаст отцу, как только получит их из банка. Но потом на нее напало раздумье. В самом
деле, дай их отцу, а потом и поминай, как звали. Все равно десятью тысячами его не спасешь. Думала-думала Харитина и придумала. Она пришла в кабинет к Галактиону и передала все деньги ему.
Целый
день Галактион ходил грустный, а вечером, когда зажгли огонь, ему сделалось уж совсем тошно. Вот здесь сидела Харитина, вот на этом диване она спала, — все напоминало ее,
до позабытой на окне черепаховой шпильки включительно. Галактион долго пил чай, шагал по комнате и не мог дождаться, когда можно будет лечь спать. Бывают такие проклятые
дни.
Успокоить Харитину было
делом нелегким, и Галактион провозился с ней
до самого утра, пока она не заснула тут же на диване, не раздеваясь, как приехала.
— Устенька, вы уже большая девушка и поймете все, что я вам скажу… да. Вы знаете, как я всегда любил вас, — я не отделял вас от своей дочери, но сейчас нам, кажется, придется расстаться.
Дело в том, что болезнь Диди
до известной степени заразительна, то есть она может передаться предрасположенному к подобным страданиям субъекту. Я не желаю и не имею права рисковать вашим здоровьем. Скажу откровенно, мне очень тяжело расставаться, но заставляют обстоятельства.
Тарас Семеныч скрепя сердце согласился. Ему в первый раз пришло в голову, что ведь Устенька уже большая и
до известной степени может иметь свое мнение. Затем у него своих
дел было по горло: и с думскою службой и с своею мельницей.
«
До сих пор мы имели
дело просто с кулаками, — сообщал корреспондент, — а кулак интеллигентный — явление, с которым придется считаться».
— А Бубниха?.. Ты думаешь, я ничего не знаю?.. Нет, все, все знаю!.. Впрочем, что же я тебе говорю, и какое мне
дело до тебя?
— В сущности я Харитину и не виню, — плаксиво повторял он, — да.
Дело ее молодое, кругом соблазн. Нет, не виню, хотя по-настоящему и следовало бы ее зарезать. Вот
до попа Макара я доберусь.
— Ты у меня теперь в том роде, как секретарь, — шутил старик, любуясь умною дочерью. — Право… Другие-то бабы ведь ровнешенько ничего не понимают, а тебе
до всего
дело. Еще вот погоди, с Харченкой на подсудимую скамью попадешь.
Дело дошло
до того, что всесильный Мышников даже ухаживал за ним.
Галлюцинация продолжалась
до самого утра, пока в кабинет не вошла горничная. Целый
день потом доктор просидел у себя и все время трепетал: вот-вот войдет Прасковья Ивановна. Теперь ему начинало казаться, что в нем уже два Бубнова: один мертвый, а другой умирающий, пьяный, гнилой
до корня волос. Он забылся, только приняв усиленную дозу хлоралгидрата. Проснувшись ночью, он услышал, как кто-то хриплым шепотом спросил его...
Тут выяснился в первый раз роковой вопрос, что золотое
дно, каким
до сих пор считалось Зауралье, не может обеспечивать равномерно хлебом работу всех мельниц.
— Нет, постойте… Вот ты, поп Макар, предал меня, и ты, Ермилыч, и ты, Тарас Семеныч, тоже… да. И я свою чашу испил
до самого
дна и понял, что есть такое суета сует, а вы этого не понимаете. Взгляните на мое рубище и поймете: оно молча вопиет… У вас будет своя чаша… да. Может быть, похуже моей… Я-то уж смирился, перегорел душой, а вы еще преисполнены гордыни… И первого я попа Макара низведу в полное ничтожество. Слышишь, поп?
— Именно!.. И я тоже много испытал, Борис Яковлич… Царствовал, можно оказать, а сейчас яко Иов многострадальный… Претерпел, можно сказать,
до конца. И не ропщу… Только вот проклятого попа извести, и конец всему
делу.
Принял участие в
деле и Голяшкин, считавший себя
до известной степени прикосновенным к
делу лицом, как участник. Даже был вызван Полуянов для необходимого совещания.
Избавившись от дочери, Нагибин повел жизнь совершенно отшельническую. Из дому он выходил только ранним утром, чтобы сходить за провизией. Его скупость росла, кажется, по часам.
Дело дошло
до того, что он перестал покупать провизию в лавках, а заходил в обжорный ряд и там на несколько копеек выторговывал себе печенки, вареную баранью голову или самую дешевую соленую рыбу. Даже торговки из обжорного ряда удивлялись отчаянной скупости Нагибина и прозвали его кощеем.
Все общество отнеслось к этому предложению с большим сочувствием.
День был прелестный. Можно проехать вверх по Ключевой верст на сорок, почти
до самого Заполья.
Все поднялись разом. Где пожар? Что случилось? Всех больше перепугался Штофф, — перепугался
до того, что готов был броситься в воду. Скоро
дело разъяснилось: пожар был впереди, в той стороне, где чуть брезжило Заполье.
Дело дошло чуть не
до драки, когда в одном ложке при спуске с горы сани перевернулись на всем раскате вверх полозьями, так что сидевший назади Михей Зотыч редькой улетел прямо в снег, а правивший лошадью Анфим протащился, запутавшись в вожжах, сажен пять на собственном чреве.
Неприятное чувство усиливалось по мере того, как Устенька подходила к дому Стабровского. Что ей за
дело до Харитины, и какое могло быть между ними объяснение? У девушки явилась даже малодушная мысль вернуться домой и написать Стабровскому отказ, но она преодолела себя и решительно позвонила.
Неточные совпадения
Добчинский.
Дело очень тонкого свойства-с: старший-то сын мой, изволите видеть, рожден мною еще
до брака.
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом
деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет,
до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а
до сих пор еще не генералы.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого
дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь,
до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
)Мы, прохаживаясь по
делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что я не так, как иной городничий, которому ни
до чего
дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти
до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев
день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами.