Тот красивый подъем всех сил, который Серафима переживала сейчас после замужества, давно миновал, сменившись нормальным существованием. Первые радости материнства тоже прошли, и Серафима иногда испытывала приступы беспричинной скуки. Пять лет выжили
в деревне. Довольно. Особенно сильно повлияла на Серафиму поездка в Заполье на свадьбу Харитины. В городе все жили и веселились, а в деревне только со скуки пропадай.
Опасность налетела так быстро и так быстро пронеслась, что скитники опомнились и пришли в себя только вечером, когда приехали в свою раскольничью деревню и остановились у своих. Анфим всю дорогу оглядывался, ожидая потони, но на их счастье
в деревне не нашлось ни одной сытой лошади, чтобы догонять скитников. Михей Зотыч угнетенно молчал и заговорил только, когда улеглись спать.
Неточные совпадения
Вверх по течению Ключевой владения суслонских мужиков от смежных
деревень отделяла Шеинская курья,
в которой поймали вчера мудреного бродягу.
Другой вопрос, который интересовал старого мельника, был тот, где устроить рынок. Не покупать же хлеб
в Заполье, где сейчас сосредоточивались все хлебные операции. Один провоз съест. Мелкие торжки, положим, кое-где были, но нужно было выбрать из них новин пункт. Вот
в Баклановой по воскресеньям бывал подвоз хлеба, и
в других
деревнях.
Серафима даже заплакала от радости и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать
в Заполье, и эта мечта осуществилась. Она даже не спросила, почему они переезжают, как все здесь останется, — только бы уехать из
деревни. Городская жизнь рисовалась ей
в самых радужных красках.
Скоро замелькали желтые огоньки потонувшей
в глубоком снегу Кунары.
Деревня была небольшая, но богатая, как все раскольничьи
деревни. Она пользовалась плохою репутацией, как притон бродяг. Искони здесь утвердился своеобразный кустарный промысел приготовления домашним способом ассигнаций. Потом эти «кунарские деньги» уходили
в безграмотную орду.
В одной
деревне он увидел лежавший
в поле громадный валун, тысяч
в пять пудов, и объявил, что такую редкость необходимо отправить
в Петербург на обывательских подводах.
В другой
деревне Полуянов с этою же целью опечатал целое озеро, то есть взял веревку, спустил один конец
в воду, а другой припечатал к вбитому на берегу колу.
Убитую хитрые двоеданы увезли
в другой конец уезда и подбросили к православной
деревне.
— Это
в деревню-то? — удивилась Харитина. — Да вы там с женой оба с ума спятили!
Зная хорошо, что значит даже простое слово Стабровского, Галактион ни на минуту не сомневался
в его исполнении. Он теперь пропадал целыми неделями по
деревням и глухим волостям, устраивая новые винные склады, заключая условия с крестьянскими обществами на открытие новых кабаков, проверяя сидельцев и т. д. Работы было по горло, и время летело совершенно незаметно. Галактион сам увлекался своею работой и проявлял редкую энергию.
Настоящий поход начался на следующий день, когда Галактион сделал сразу понижение на десять процентов. Весть о дешевке разнеслась уже по окрестным
деревням, и со всех сторон неслись
в Суслон крестьянские сани, точно на пожар, — всякому хотелось попробовать дешевки. Сам Галактион не выходил и сидел на квартире. Он стеснялся показываться на улице. Его разыскал Вахрушка, который прибежал из Прорыва на дешевку пешком.
— А затем, сватушка, что три сына у меня. Хотел каждому по меленке оставить, чтобы родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники наши
в банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез. По
деревням везде ситцы да самовары пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все за легким хлебом гонятся да за своим лакомством. Что только и будет!..
В одной
деревне Полуянов напустился на мужиков, собравшихся около кабака.
Скитники на брезгу уже ехали дальше. Свои лесные сани они оставили у доброхота Василия, а у него взамен взяли обыкновенные пошевни, с отводами и подкованными полозьями. Теперь уж на раскатах экипаж не валился набок, и старики переглядывались. Надо полагать, он отстал. Побился-побился и бросил. Впрочем, теперь другие интересы и картины захватывали их. По дороге то и дело попадались пешеходы, истомленные, худые, оборванные, с отупевшим от истомы взглядом. Это брели из голодавших
деревень в Кукарский завод.
Голодные, очевидно, плохо рассуждали и плелись на заводы
в надежде найти какой-нибудь заработок. Большинство — мужики, за которыми по
деревням оставались голодавшие семьи. По пословице, голод
в мир гнал.
Скитники переночевали у какого-то знакомого Михею Зотычу мужичка. Голод чувствовался и
в Суслоне, хотя и
в меньшей степени, чем
в окрестных
деревнях. Зато суслонцев одолевали соседи. Каждое утро под окнами проходили вереницы голодающих. Михей Зотыч сидел все утро у окна, подавал купленный хлеб и считал голодных.
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно //
В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его дело показать людям прямое их благо. Слава премудрости его та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех
в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это видим своими глазами.