Неточные совпадения
— Как
есть каторжный: ни
днем, ни ночью покоя не знаю.
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер
был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за
день рады
были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село
было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
Это
был вообще мрачный человек, делавший
дело с обиженным видом.
У волости уже ждали писаря несколько мужиков и стояла запряженная крестьянская телега. Волостных
дел в Суслоне
было по горло. Писарь принимал всегда важный вид, когда подходил к волости, точно полководец на поле сражения. Мужиков он держал в ежовых рукавицах, и даже Ермилыч проникался к нему невольным страхом, когда завертывал в волость по какому-нибудь
делу. Когда писарь входил в волость, из темной донеслось старческое пение...
Младшие девицы, Агния и Харитина, особенно не тревожились, потому что все
дело было в старшей Серафиме: ее черед выходить замуж.
«Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему не подойдешь. То ли бы
дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
Впрочем, она
была опытной в подобных
делах и нисколько не стеснялась, тем более что и будущий свекор ничего страшного не представлял своею особой.
Михей Зотыч
был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые
дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже
был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
—
Есть и такой грех, Тарас Семеныч. Житейское
дело… Надо обженить Галактиона-то, пока не избаловался.
—
Есть и такой грех. Не пожалуемся на
дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком
был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем…
Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги
дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим?
Пьешь чай-то?
Луковников
был православный, хотя и дружил по торговым
делам со староверами. Этот случай его возмутил, и он откровенно высказал свое мнение, именно, что ничего Емельяну не остается, как только принять православие.
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует
быть… Ведь вот сидим вместе,
пьем чай, разговариваем, а не съели друг друга. И
дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое
дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
Старик Колобов зажился в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно
было видеть, со всеми поговорить, везде побывать. Сначала все дивились чудному старику, а потом привыкли. Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый
день уходил купаться, а потом садился на бережок и проводил целые часы в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
— Что же мне говорить? — замялся Галактион. — Из твоей воли я не выхожу. Не перечу… Ну, высватал, значит так тому
делу и
быть.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел
быть и другой туда же… Нет, шабаш!
Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое
дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
Братья нисколько не сомневались, что отец не
будет шутить и сдержит свое слово. Не такой человек, чтобы болтать напрасно. Впрочем, Галактион ничем не обнаруживал своего волнения и относился к своей судьбе, как к
делу самому обыкновенному.
— Ну, капитал
дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж
была своя невеста на примете, любовным
делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее
дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и
была совершенно счастлива.
Жених держал себя с большим достоинством и знал все порядки по свадебному
делу. Он приезжал каждый
день и проводил с невестой как раз столько времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных девушек не забывал: для каждой у него
было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали по углам...
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого
дня и мог говорить только всего одно слово: «
Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны
был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет на
день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату и запирались на ключ.
Все обсудили старушки, все вызнали и по-своему рассудили
дело: неправильная свадьба и все равно проку не
будет.
Около этого богатыря собиралась целая толпа поклонников, следивших за каждым его движением, как следят все поклонники за своими любимцами. Разве это не артист, который мог
выпивать каждый
день по четверти ведра водки? И хоть бы пошатнулся. Таким образом, Сашка являлся главным развлечением мужской компании.
Этот Шахма
был известная степная продувная бестия; он любил водить компанию с купцами и разным начальством. О его богатстве ходили невероятные слухи, потому что в один вечер Шахма иногда проигрывал по нескольку тысяч, которые платил с чисто восточным спокойствием. По наружности это
был типичный жирный татарин, совсем без шеи, с заплывшими узкими глазами. В своей степи он делал большие
дела, и купцы-степняки не могли обойти его власти. Он приехал на свадьбу за триста верст.
— Это, голубчик, гениальнейший человек, и другого такого нет, не
было и не
будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но я отдал бы ему все, что имею. Стабровский тоже хорош, только это уж другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие
дела обделывали.
В писарском доме теперь собирались гости почти каждый
день. То поп Макар с попадьей, то мельник Ермилыч.
Было о чем поговорить. Поп Макар как раз
был во время свадьбы в Заполье и привез самые свежие вести.
Больше всего Галактион
был доволен, что отец уехал на заводы заканчивать там свои
дела и не мешался в
дело.
Постройка новой мельницы отозвалась в Суслоне заметным оживлением, особенно по праздникам, когда гуляли здесь обе вятские артели. Чувствовалось, что делалось какое-то большое
дело, и все ждали чего-то особенного.
Были и свои скептики, которые сомневались, выдержит ли старый Колобов, — очень уж большой капитал требовался сразу. В качестве опытного человека и родственника писарь Замараев с большими предосторожностями завел об этом речь с Галактионом.
— А вот и смею… Не те времена. Подавайте жалованье, и конец тому
делу.
Будет мне терпеть.
— Вот главное, чтобы хлеб-то
был, во-первых, а во-вторых, будущее неизвестно. С деньгами-то надобно тоже умеючи, а зря ничего не поделаешь. Нет, я сомневаюсь, поколику
дело не выяснится.
Начать с того, что мельницу он считал
делом так себе, пока, а настоящее
было не здесь.
Сказано — сделано, и старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен
был ожидать верного слугу в Баклановой, где уже вперед купил себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался с писарем и на другой
день ехал уже в одной телеге с Михеем Зотычем.
Днем у нее глаза
были серые, а ночью темнели, как у кошки; золотистые волосы обрамляли бледное лицо точно сиянием.
Все эти
дни он почти совсем не обращал на нее внимания и даже не замечал, хотя они и
были по-родственному на «ты» и даже целовались, тоже по-родственному.
Он даже посомневался,
было ли все это на самом
деле.
Были и свои винокуры, но это
был народ все мелкий, работавший с грехом пополам для местного потребления, а Стабровский затевал громадное, миллионное
дело и повел его сильною рукой.
— Да я не о том, немецкая душа: дело-то ваше неправильное… да. Божий дар
будете переводить да черта тешить. Мы-то с молитвой, а вам наплевать… тьфу!..
— Ах, папаша, даже рассказывать стыдно, то
есть за себя стыдно. Там настоящие
дела делают, а мы только мух здесь ловим. Там уж вальцовые мельницы строят… Мы на гроши считаем, а там счет идет на миллионы.
Бойкая жизнь Поволжья просто ошеломила Галактиона. Вот это, называется, живут вовсю. Какими капиталами ворочают, какие
дела делают!.. А здесь и развернуться нельзя: все гужом идет. Не ускачешь далеко. А там и чугунка и пароходы. Все во-время, на срок. Главное, не
ест перевозка, — нет месячных распутиц, весенних и осенних, нет летнего ненастья и зимних вьюг, — везде скатертью дорога.
— А какие там люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади… И все
дело ведется в кредит. Капитал — это вздор. Только бы умный да надежный человек
был, а денег сколько хочешь. Все
дело в обороте. У нас здесь и капитал-то у кого
есть, так и с ним некуда деться. Переваливай его с боку на бок, как дохлую лошадь. Все от оборота.
В последнюю зиму, когда строился у Стабровского завод, немец начал бывать у Колобовых совсем часто.
Дело было зимой, и нужно
было закупать хлеб на будущий год, а главный рынок устраивался в Суслоне.
Дело громадное и
будет зависеть от тысячи случайностей, начиная с самой жестокой конкуренции, какая существует только в нашем водочном
деле.
А
есть такое
дело, которое ничего не боится, скажу больше: ему все на пользу — и урожай и неурожай, и разорение и богатство, и даже конкуренция.
Потом у вас
есть уменье иметь
дело с людьми.
— Э,
дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды, а потом… Вы знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом мире
есть свое имя, как дельного человека, а это большой ход. Вас знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
Галактион отлично понял его. Значит, отец хочет запрячь его в новую работу и посадить опять в деревню года на три. На готовом
деле он рассчитывал управиться с Емельяном и Симоном. Это
было слишком очевидно.
— Вторую мельницу строить не
буду, — твердо ответил Галактион. —
Будет с вас и одной. Да и
дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, —
будете не зерно молоть, а друг друга
есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
Больше отец и сын не проговорили ни одного слова. Для обоих
было все ясно, как
день. Галактион, впрочем, этого ожидал и вперед приготовился ко всему. Он настолько владел собой, что просмотрел с отцом все книги, отсчитался по разным статьям и дал несколько советов относительно мельницы.
Харитона Артемьевича не
было дома, — он уехал куда-то по
делам в степь. Агния уже третий
день гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, — в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на себя внимания. Не для кого
было рядиться.