Неточные совпадения
Великая и единственная минута во всей русской истории свершилась… Освобожденный народ стоял на коленях. Многие плакали навзрыд.
По загорелым старым мужицким лицам катились крупные слезы, плакал батюшка о. Сергей, когда начали прикладываться ко кресту, а Мухин закрыл лицо платком и ничего больше не видел и не слышал. Груздев старался спрятать свое покрасневшее от слез лицо, и только один Палач сурово
смотрел на взволнованную и подавленную величием совершившегося толпу своими красивыми темными глазами.
Целовальничиха
посмотрела на него умоляющим взглядом и вся покраснела, точно он ударил ее этим словом
по сердцу.
— Тошно мне, Дунюшка… — тихо ответил Окулко и так хорошо
посмотрел на целовальничиху, что у ней точно что порвалось. — Стосковался я об тебе, вот и пришел. Всем радость, а мы, как волки,
по лесу бродим… Давай водки!
Набат точно вымел весь народ из господского дома, остались только Домнушка, Катря и Нюрочка, да бродил еще
по двору пьяный коморник Антип. Народ с площади бросился к кабаку, — всех гнало любопытство
посмотреть, как будет исправник ловить Окулка. Перепуганные Катря и Нюрочка прибежали в кухню к Домнушке и не знали, куда им спрятаться.
К огню он питал какое-то болезненное пристрастие и
по целым часам неподвижно
смотрел на пылавшие кричные огни, на раскаленные добела пудлинговые печи, на внутренность домны через стеклышко в фурме, и на его неподвижном, бесстрастном лице появлялась точно тень пробегавшей мысли.
Илюшка молчал и только
смотрел на Пашку широко раскрытыми глазами. Он мог, конечно, сейчас же исколотить приятеля, но что-то точно связывало его
по рукам и
по ногам, и он ждал с мучительным любопытством, что еще скажет Пашка. И злость, и слезы, и обидное щемящее чувство захватывали ему дух, а Пашка продолжал свое, наслаждаясь мучениями благоприятеля. Ему страстно хотелось, чтобы Илюшка заревел и даже побил бы его. Вот тебе, хвастун!
Илюшка продолжал молчать; он стоял спиной к окну и равнодушно
смотрел в сторону, точно мать говорила стене. Это уже окончательно взбесило Рачителиху. Она выскочила за стойку и ударила Илюшку
по щеке. Мальчик весь побелел от бешенства и, глядя на мать своими большими темными глазами, обругал ее нехорошим мужицким словом.
Эта встреча произвела на Петра Елисеича неприятное впечатление, хотя он и не видался с Мосеем несколько лет.
По своей медвежьей фигуре Мосей напоминал отца, и старая Василиса Корниловна поэтому питала к Мосею особенную привязанность, хотя он и жил в отделе. Особенностью Мосея, кроме слащавого раскольничьего говора, было то, что он никогда не
смотрел прямо в глаза, а куда-нибудь в угол.
По тому, как отнеслись к Мосею набравшиеся в избу соседи, Петр Елисеич видел, что он на Самосадке играет какую-то роль.
Когда Петр Елисеич пришел в девять часов утра
посмотреть фабрику, привычная работа кипела ключом. Ястребок встретил его в доменном корпусе и провел
по остальным. В кричном уже шла работа, в кузнице, в слесарной, а в других только еще шуровали печи, смазывали машины, чинили и поправляли. Под ногами уже хрустела фабричная «треска», то есть крупинки шлака и осыпавшееся с криц и полос железо — сор.
Когда брательники Гущины подошли к своему двору, около него уже толпился народ. Конечно, сейчас же началось жестокое избиение расстервенившимися брательниками своих жен: Спирька таскал за волосы
по всему двору несчастную Парасковью, середняк «утюжил» свою жену, третий брательник «колышматил» свою, а меньшак
смотрел и учился. Заступничество Таисьи не спасло баб, а только еще больше разозлило брательников, искавших сестру
по всему дому.
Опять распахнулись ворота заимки, и пошевни Таисьи стрелой полетели прямо в лес. Нужно было сделать верст пять околицы, чтобы выехать на мост через р. Березайку и попасть на большую дорогу в Самосадку. Пегашка стояла без дела недели две и теперь летела стрелой. Могутная была лошадка, точно сколоченная, и не кормя делала верст
по сту. Во всякой дороге бывала. Таисья молчала, изредка
посматривая на свою спутницу, которая не шевелилась, как мертвая.
Избы стояли без дворов: с улицы прямо ступай на крыльцо. Поставлены они были по-старинному: срубы высокие, коньки крутые, оконца маленькие. Скоро вышла и сама мать Енафа, приземистая и толстая старуха. Она остановилась на крыльце и молча
смотрела на сани.
Теперь рядом с громадною фигурой Морока он походил совсем на ребенка и как-то совсем по-ребячьи
смотрел на могучие плечи Морока, на его широкое лицо, большую бороду и громадные руки.
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна ушла в кухню, чтобы сделать необходимые приготовления к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей делать. Она походила
по комнатам,
посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и вышла на двор. Ворота были отворены, и Нюрочка вышла на улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
Нюрочка разговаривала с Васей и чувствовала, что нисколько не боится его. Да и он в этот год вырос такой большой и не
смотрел уже тем мальчишкой, который лазал с ней
по крышам.
— Говорят тебе: пильщики… Один хохол приехал из Ключевского ночью,
посмотрел на памятник, а потом и спрашивает: «Зачем у вас
по ночам пильщики робят?»
По праздникам лавка с красным товаром осаждалась обыкновенно бабами, так что Илюшка едва успевал с ними поправляться. Особенно доставалось ему от поденщиц-щеголих. Солдат обыкновенно усаживался где-нибудь у прилавка и
смотрел, как бабы тащили Илюшке последние гроши.
Лицо у ней сделалось совсем белое, как воск; только глаза по-прежнему
смотрели неприступно-строго.
— Ну его к ляду, управительское-то место! — говорил он. — Конечно, жалованья больше, ну, и господская квартира, а промежду прочим наплевать… Не могу, Паша, не могу своего карактера переломить!.. Точно вот я другой человек, и свои же рабочие по-другому на меня
смотрят. Вижу я их всех наскрозь, а сам как связанный.
Кержаки работали дружно, любо-дорого
смотреть, а
по вечерам у Никитича весело заливались старинные кержацкие песни.
Это слово точно придавило Макара, и он бессильно опустился на лавку около стола. Да, он теперь только разглядел спавшего на лавке маленького духовного брата, — ребенок спал, укрытый заячьей шубкой. У Макара заходили в глазах красные круги, точно его ударили обухом
по голове. Авгарь, воспользовавшись этим моментом, выскользнула из избы, но Макар даже не пошевелился на лавке и
смотрел на спавшего ребенка, один вид которого повернул всю его душу.
Нюрочке было пятнадцать лет, но
смотрела она совсем большою, не
по годам.
— Все это сентиментальности, Петр Елисеич! — смеялся Голиковский. — В доброе старое время так и делали: то шкуру с человека спустят, то
по головке погладят. А нужно
смотреть на дело трезво, и прежде всего принцип.
Она даже заметила
по особой внимательности доктора, что и на нее
смотрят как на кандидатку в сумасшедшие.
По пути доктор захватил и Сидора Карпыча, которому теперь решительно негде было жить, да и его присутствие действовало на Петра Елисеича самым успокоительным образом. Вася проводил больных до Мурмоса и привез оттуда весточку, что все благополучно. Нюрочка выслушала его с особенным вниманием и все
смотрела на него,
смотрела не одними глазами, а всем существом: ведь это был свой, родной, любящий человек.