Петр Елисеич на руках унес истерически рыдавшую девочку к себе в кабинет и здесь долго отваживался с ней. У Нюрочки
сделался нервный припадок. Она и плакала, и целовала отца, и, обнимая его шею, все повторяла...
Нередко также, среди весьма занимательного разговора с наиостроумнейшим из крутогорских кавалеров, с княжной вдруг
делается нервный припадок, и она начинает плакать.
С Сусанной Ивановной стали
делаться нервные припадки, пошли истерики, вопли, слезы, укоры, брань…
Рано утром городничий со стряпчим приехали в дом Смолокурова. Марко Данилыч уж на столе лежал, покрытый простынею. С Дуней беспрестанно
делались нервные припадки, однако лекарь сказал, что большой опасности для нее нет, но необходимо, чтоб она, сколько возможно, оставалась в покое. Дарья Сергевна, Аграфена Петровна, глухая Степановна, разбитная Матрена и прочая женская прислуга были безотлучно при Дуне. Городничего со стряпчим встретил Патап Максимыч.
Вот уже три недели, как больна Лена. Серьезно больна. После её злополучного падения в пруд у неё
сделалась нервная горячка, и она была на волоске от смерти. Тася все это время проводила одна. Все были заняты больной. Только по утрам Марья Васильевна давала уроки девочке и, окончив их, спешила в спальню — помогать Нине Владимировне ухаживать за больной.
Неточные совпадения
Дома она обнаружила и в словах и во всем, что
делалось ею,
нервную торопливость и раздражение, сгибала шею, как птица, когда она прячет голову под крыло, и, глядя не на Самгина, а куда-то под мышку себе, говорила:
— Нехорошо-то очень, пожалуй, и не
сделается! — возразил ей почти со вздохом доктор. — Но тут вот какая беда может быть: если вы останетесь в настоящем положении, то эти
нервные припадки, конечно, по временам будут смягчаться, ожесточаться, но все-таки ничего, — люди от этого не умирают; но сохрани же вас бог, если вам будет угрожать необходимость
сделаться матерью, то я тогда не отвечаю ни за что.
В самом деле, это был премилейший мальчик: красавчик собою, слабый и
нервный, как женщина, но вместе с тем веселый и простодушный, с душою отверстою и способною к благороднейшим ощущениям, с сердцем любящим, правдивым и признательным, — он
сделался идолом в доме Ихменевых.
Сделавшись от болезни еще
нервней и раздражительней, Калинович, наконец, почувствовал к невесте то страшное физиологическое отвращение, которое скрывать не было уже никаких человеческих сил, и чем бы все это кончилось, — неизвестно!
Любовь его
сделалась средоточием, около которого расположились все элементы его жизни; ей он подчинил все: и свою любовь к родителям, и свою науку — словом, он любил, как может любить
нервная, романтическая натура, любил, как Вертер, как Владимир Ленский.