Неточные совпадения
Домнушка знала, что Катря в сарайной и точит там лясы с казачком Тишкой, — каждое утро так-то с жиру бесятся… И нашла с кем время терять: Тишке никак пятнадцатый
год только в доходе. Глупая эта Катря, а тут еще барышня пристает: куда ушла… Вон и Семка скалит зубы: тоже на Катрю заглядывается, пес, да только опасится. У Домнушки в голове зашевелилось много своих бабьих расчетов, и она машинально совала приготовленную говядину
по горшкам, вытаскивала чугун с кипятком и вообще управлялась за четверых.
— Теперь я… ежели, например, я двадцать пять
лет,
по два раза в сутки, изо дня в день в шахту спускался, — ораторствовал старик Ефим Андреич, размахивая руками. — Какая мне воля, ежели я к ненастью поясницы не могу разогнуть?
— И дочь Оленку дядя-то повел на пристань, — сообщил Тишка. — Девчонка махонькая,
по восьмому
году, а он ее волокет… Тоже не от ума человек!
Эта встреча произвела на Петра Елисеича неприятное впечатление, хотя он и не видался с Мосеем несколько
лет.
По своей медвежьей фигуре Мосей напоминал отца, и старая Василиса Корниловна поэтому питала к Мосею особенную привязанность, хотя он и жил в отделе. Особенностью Мосея, кроме слащавого раскольничьего говора, было то, что он никогда не смотрел прямо в глаза, а куда-нибудь в угол.
По тому, как отнеслись к Мосею набравшиеся в избу соседи, Петр Елисеич видел, что он на Самосадке играет какую-то роль.
— Кирилловой книгой назывался изданный в 1644
году в Москве сборник статей, направленных против католической церкви; назван
по первой статье сборника, связанной с именем Кириллы Иерусалимского.] — «И власть первого зверя вся творит…
Борьбу начинали
по исстари заведенному обычаю малыши, за ними выступали подростки, а большие мужики подходили уже к концу, когда решался на целый
год горячий вопрос, кто «унесет круг» — ключевляне или самосадские.
Пронзительный свист огласил корпуса, и дремавшие
по переплетам крыш фабричные голуби встрепенулись, отвыкнув за
лето от грохота, лязга и свиста.
Аграфена тупо смотрела
по сторонам и совсем не узнавала дороги, на которой бывала только
летом: и лесу точно меньше, и незнакомые объезды болотами, и знакомых гор совсем не видать.
Большая летняя повозка, в которой они в прошлом
году ездили в Самосадку, весело покатилась
по широкой мурмосской дороге.
Нюрочка разговаривала с Васей и чувствовала, что нисколько не боится его. Да и он в этот
год вырос такой большой и не смотрел уже тем мальчишкой, который лазал с ней
по крышам.
Петр Елисеич долго шагал
по кабинету, стараясь приучить себя к мысли, что он гость вот в этих стенах, где прожил
лет пятнадцать. Да, нужно убираться, а куда?.. Впрочем, в резерве оставалась Самосадка с груздевским домом. Чтобы развлечься, Петр Елисеич сходил на фабрику и там нашел какие-то непорядки. Между прочим, досталось Никитичу, который никогда не слыхал от приказчика «худого слова».
— Я к тебе в гости на Самосадку приеду, писанка, — шутил он с девочкой. —
Летом будем в лес
по грибы ходить… да?
Аграфена приехала в скиты осенью
по первопутку, и в течение двух
лет мать Енафа никуда не позволяла ей носу показать. Этот искус продолжался вплоть до поездки в Самосадку на похороны Василисы Корниловны. Вернувшись оттуда, мать Енафа особенно приналегла на свою черноризицу: она подготовляла ее к Петрову дню, чтобы показать своим беспоповцам на могилке о. Спиридония. Аглаида выучила наизусть «канун
по единоумершем», со всеми поклонами и церемониями древлего благочестия.
Случившийся на могилке о. Спиридония скандал на целое
лето дал пищу разговорам и пересудам, особенно
по скитам. Все обвиняли мать Енафу, которая вывела головщицей какую-то пропащую девку. Конечно, голос у ней лучше, чем у анбашской Капитолины, а все-таки и себя и других срамить не доводится. Мать Енафа не обращала никакого внимания на эти скитские пересуды и была даже довольна, что Гермоген с могилки о. Спиридония едва живой уплел ноги.
— Штой-то, Ефим Андреич, не на пасынков нам добра-то копить. Слава богу, хватит и смотрительского жалованья… Да и
по чужим углам на старости
лет муторно жить. Вон курицы у нас, и те точно сироты бродят… Переехали бы к себе в дом, я телочку бы стала выкармливать… На тебя-то глядеть, так сердечушко все изболелось! Сам не свой ходишь,
по ночам вздыхаешь… Долго ли человеку известись!
— Дожил, нечего сказать, — ворчал он, кутаясь в шубу. — На старости
лет довелось мыкаться
по свету.
— Да уж этак примерно второй
год пошел, родитель, — вежливо отвечал солдат, вытягиваясь в струнку. — Этак
по осени, значит, я на Ключевском очутился…
За два
года крестьянства в орде Пашка изменился на крестьянскую руку, и его поднимали на смех свои же девки-тулянки, когда он начинал говорить «по-челдонски».
Оленка уже была
по пятнадцатому
году, и ее голос резко выделялся высокими переливами, — хохлушки и тулянки пели контральтовыми голосами, а кержанки сопрано.
— Рехнулся человек, — качая головой, раскольничьим полушепотом рассказывала Таисья. — Легкое место сказать,
по весне жену похоронил, а
летом эту мочеганку Наташку приспособил… Страм один.
По учению беспоповцев, «льстец» уже народился и царствует духовно с 1666
года, чему подтверждением служат многие знамения: прежде всего «новшества», введенные Никоном патриархом, а затем разные знаки, выраженные «властными литтеры» и фигурами — двуглавый орел, паспорты, клейма, карты, ликописание (портреты), присяга, печать и т. д.
Кстати у свата Коваля жеребенок
по третьему
году есть — поверит сват и в долг.
— Будет, родитель, достаточно поработано, а тебе пора и отдохнуть. Больно уж ты жаден у нас на работу-то… Не такие твои
года, штобы
по куреням маяться.
Бабенка-то головой только вертит, не муж и кончено, а старуха мать
по древности
лет совсем помутилась в разуме и признала меня за Спиридона.
— Груня, Грунюшка, опомнись… — шептал Макар, стоя перед ней. — Ворога твоего мы порешили… Иди и объяви начальству, што это я сделал: уйду в каторгу… Легче мне будет!.. Ведь три
года я муку-мученическую принимал из-за тебя… душу ты из меня выняла, Груня. А что касаемо Кирилла, так слухи о нем пали до меня давно, и я еще
по весне с Гермогеном тогда на могилку к отцу Спиридонию выезжал, чтобы его достигнуть.
Аристашка только замычал, с удивлением разглядывая новое начальство. Это был небольшого роста господин, неопределенных
лет, с солдатскою физиономией; тусклый глаз неопределенного цвета суетливо ерзал
по сторонам. Дорожный костюм был сменен горно-инженерским мундиром. Все движения отличались порывистостью. В общем ничего запугивающего, как у крепостных управляющих, вроде Луки Назарыча, умевших наводить панику одним своим видом.
— А нам-то какая печаль? Мы ни овсом, ни сеном не торгуем. Подряды на дрова, уголь и транспорт сданы с торгов еще весной
по средним ценам. Мы исполним то, что обещали, и потребуем того же и от других. Я понимаю, что
год будет тяжелый, но важен принцип. Да…
Споры на эту тему продолжались все
лето, а осенью в Мурмос к главному управляющему явились первыми углепоставщики с Самосадки и заявили, что
по взятым ценам они не могут выполнить своих подрядов.
Целый заводский округ очутился в самом критическом положении: если
по зимнему пути не вывезти древесного топлива, то заводы должны приостановить свое действие на целый
год, а это грозило убытками в сотни тысяч рублей.
Весенний караван являлся и для заводов и для Голиковского единственным спасением: во-время будет отправлен караван, во-время продастся железо — и заводский
год обеспечен средствами, а, главное, владельцы получат установленный дивиденд «
по примеру прошлых
лет».
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя
по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать
лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что
лет уже
по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет
по моде.
Да распрямиться дедушка // Не мог: ему уж стукнуло, //
По сказкам, сто
годов, // Дед жил в особой горнице, // Семейки недолюбливал, // В свой угол не пускал;
К нам земская полиция // Не попадала
по́
году, — // Вот были времена!