Утешающим тоном старшей, очень ласково она стала говорить вещи, с детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь в том, что знала. Слушать ее тихий, мягкий голос было приятно, желание высмеять ее — исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла руки, чтоб
поправить платок на голове, Самгин поймал ее руку и поцеловал. Она не протестовала, продолжая:
Она вспрянула от сна,
поправила платок на голове, подобрала под него пальцем клочки седых волос и, притворяясь, что будто не спала совсем, подозрительно поглядывает на Илюшу, потом на барские окна и начинает дрожащими пальцами тыкать одну в другую спицы чулка, лежавшего у нее на коленях.
— Знаю!.. — ответила ей мать не без гордости. Выйдя из ворот, она остановилась на минуту,
поправляя платок, и незаметно, но зорко оглянулась вокруг. Она уже почти безошибочно умела отличить шпиона в уличной толпе. Ей были хорошо знакомы подчеркнутая беспечность походки, натянутая развязность жестов, выражение утомленности и скуки на лице и плохо спрятанное за всем этим опасливое, виноватое мерцание беспокойных, неприятно острых глаз.
Соколова, несколько отдышавшаяся и успевшая
поправить платок, сделала мне реверанс, над которым в другое время я непременно бы расхохотался.
Неточные совпадения
Накануне погребения, после обеда, мне захотелось спать, и я пошел в комнату Натальи Савишны, рассчитывая поместиться на ее постели, на мягком пуховике, под теплым стеганым одеялом. Когда я вошел, Наталья Савишна лежала на своей постели и, должно быть, спала; услыхав шум моих шагов, она приподнялась, откинула шерстяной
платок, которым от мух была покрыта ее голова, и,
поправляя чепец, уселась на край кровати.
Но Иноков, сидя в облаке дыма, прислонился виском к стеклу и смотрел в окно. Офицер согнулся, чихнул под стол,
поправил очки, вытер нос и бороду
платком и, вынув из портфеля пачку бланков, начал не торопясь писать. В этой его неторопливости, в небрежности заученных движений было что-то обидное, но и успокаивающее, как будто он считал обыск делом несерьезным.
— Женщина женщине розь, Марья Дмитриевна. Есть, к несчастию, такие — нрава непостоянного… ну, и лета; опять
правила не внушены сызмала. (Сергей Петрович достал из кармана клетчатый синий
платок и начал его развертывать.) Такие женщины, конечно, бывают. (Сергей Петрович поднес угол
платка поочередно к своим глазам.) Но вообще говоря, если рассудить, то есть… Пыль в городе необыкновенная, — заключил он.
Жена ухаживала за Горизонтом с трогательным, наивным вниманием: вытирала ему лицо
платком, обмахивала его веером, поминутно
поправляла ему галстук. И лицо его в эти минуты становилось смешно-надменным и глупо-самодовольным.
— Оставь! — капризно проговорила Раиса Павловна, когда горничная, накинув ей на голые плечи
платок, мимоходом
поправила сбившуюся юбку. — Да сейчас же послать за Родионом Антонычем второго рассылку. Слышишь?