Неточные совпадения
— Это точно, родимый мой… Есть грех: зашибает. Ну, а пристанские за него,
значит, за брата Мосея, и всё водкой его накачивают.
— Всё по-старому, родимый мой… По лесу больше промышляют, — по родителям,
значит, пошли.
— Смотри, чтобы козла [«Посадить козла» на заводском жаргоне
значит остудить доменную печь, когда в ней образуется застывшая масса из чугуна, шлаков и угля. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] в домну для праздника не посадить.
— Верно… Это ты верно, Деян, этово-тово, — соглашался Тит Горбатый. — Надо порядок в дому, чтобы острастка… Не надо баловать парней. Это ты верно, Деян… Слабый народ — хохлы, у них никаких порядков в дому не полагается, а,
значит, родители совсем ни в грош. Вот Дорох с Терешкой же и разговаривает, этово-тово, заместо того, штобы взять орясину да Терешку орясиной.
— Есть, говорю, сын у меня меньшой? Пашка сын, десятый ему годочек с спожинок пошел.
Значит, Пашка… А у тебя, Дорох, есть дочь, как ее звать-то?.. Лукерьей дочь-то звать?
— Так, так… Так я тово, Дорох, про Федорку-то,
значит, тово… Ведь жениха ей нужно будет приспособить? Ну, так у меня,
значит, Пашка к тому времю в пору войдет.
— Хочешь сватом быть, Дорох?.. Сейчас ударим по рукам — и дело свято… Пропьем,
значит, твою девку, коли на то пошло!
Одно слово «крепостной» убивало все:
значит, и их жены тоже крепостные, и дети, и все вместе отданы на полный произвол крепостному заводскому начальству.
Вместе с приливавшим довольством явились и новые требования: Агафью взяли уже из богатого дома, —
значит, ею нельзя было так помыкать, как Татьяной, да и работать по-настоящему еще нужно было учить.
— Матушка не благословила, родимый мой… Мы по родительскому завету держимся. Я-то,
значит, в курене роблю, в жигалях хожу, как покойник родитель. В лесу живу, родимый мой.
— Да дело не маленькое, родимый мой… Вот прошла теперь везде воля,
значит, всем хрестьянам, а как насчет земляного положенья? Тебе это ближе знать…
— Так, родимый мой… Конешно, мы люди темные, не понимаем. А только ты все-таки скажи мне, как это будет-то?.. Теперь по Расее везде прошла по хрестьянам воля и везде вышла хрестьянская земля, кто,
значит, чем владал: на, получай… Ежели, напримерно, оборотить это самое на нас: выйдет нам земля али нет?
— Ты все про других рассказываешь, родимый мой, — приставал Мосей, разглаживая свою бороду корявою, обожженною рукой. — А нам до себя… Мы тебя своим считаем, самосадским, так,
значит, уж ты все обскажи нам, чтобы без сумления. Вот и старички послушают… Там заводы как хотят, а наша Самосадка допрежь заводов стояла. Прапрадеды жили на Каменке, когда о заводах и слыхом было не слыхать… Наше дело совсем особенное. Родимый мой, ты уж для нас-то постарайся, чтобы воля вышла нам правильная…
— Ну ее, ногу: заживет… А я все думаю про этого Кирилла, который говорил давеча о знамениях. Что это, по-твоему,
значит: «и разбойник придет с умиренною душой»? Про кого это он закинул?
Что бы это такое
значило?
Солнышко уж в балаган стало заглядывать,
значит время к обеду.
— Мы,
значит, уж к тебе, дедушко, всем миром… послужи миру-то… В ходоки тебя мир выбрал, чтобы обследовать эту самую орду наскрозь.
— Другого уж ты сам выбирай: тебе с ним идти, тебе и выбирать. От Туляцкого конца,
значит, ты пойдешь, а от Хохлацкого…
— Вот оно что
значит: «и разбойник придет с умиренною душой», — объяснял Петру Елисеичу приезжавший в Мурмос Груздев. — Недаром эти старцы слова-то свои говорят…
«Вышел в полазну» в переводе обозначало, что рабочий в срок начал свою выписку, а «прогулял полазну» — не поспел к сроку и,
значит, должен ждать следующей «выписки».
— Прибежала, так,
значит, надо… Иди ужо в заднюю избу, Грунюшка.
— Так я вот что тебе скажу, родимый мой, — уже шепотом проговорила Таисья Основе, — из огня я выхватила девку, а теперь лиха беда схорониться от брательников… Ночью мы будем на Самосадке, а к утру, к свету, я должна,
значит, воротиться сюда, чтобы на меня никакой заметки от брательников не вышло. Так ты сейчас же этого инока Кирилла вышли на Самосадку: повремени этак часок-другой, да и отправь его…
Двадцать верст промелькнули незаметно, и когда пошевни Таисьи покатились по Самосадке, в избушках еще там и сям мелькали огоньки, —
значит, было всего около девяти часов вечера. Пегашка сама подворотила к груздевскому дому — дорога знакомая, а овса у Груздева не съесть.
Не успели они кончить чай, как в ворота уже послышался осторожный стук: это был сам смиренный Кирилл… Он даже не вошел в дом, чтобы не терять напрасно времени. Основа дал ему охотничьи сани на высоких копылах, в которых сам ездил по лесу за оленями. Рыжая лошадь дымилась от пота, но это ничего не
значило: оставалось сделать всего верст семьдесят. Таисья сама помогала Аграфене «оболокаться» в дорогу, и ее руки тряслись от волнения. Девушка покорно делала все, что ей приказывали, — она опять вся застыла.
Двери, очаг из камней и у задней стены нары из еловых плах были целы,
значит, можно было и заночевать в лучшем виде.
— Как ее проедем, тут тебе сейчас будет повертка в скит матери Пульхерии. Великая она у нас постница… А к Енафе подальше проедем, на речку,
значит, Мокрушу. Пульхерия-то останется у нас вправе.
— Ты вот что, Аграфенушка… гм… ты,
значит, с Енафой-то поосторожней, особливо насчет еды. Как раз еще окормит чем ни на есть… Она эк-ту уж стравила одну слепую деушку из Мурмоса. Я ее вот так же на исправу привозил… По-нашему, по-скитскому, слепыми прозываются деушки, которые вроде тебя. А красивая была… Так в лесу и похоронили сердешную. Наши скитские матери тоже всякие бывают… Чем с тобою ласковее будет Енафа, тем больше ты ее опасайся. Змея она подколодная, пряменько сказать…
— Привез я тебе, мать Енафа, новую трудницу… — заговорил Кирилл, набираясь храбрости. — Ослепла,
значит, в мире… Таисья послала… Так возжелала исправу принять у тебя.
—
Значит, о переселении ты думал еще раньше, душа моя? — допрашивал его Иван Семеныч.
— Нет, не упомню, ваше высокоблагородие… Так,
значит, этово-тово, промежду себя толковали.
— Я тебя и не гоню, а только, как,
значит, родительская воля.
Эта жадность мужа несколько ободрила Домнушку: на деньги позарился, так,
значит, можно его помаленьку и к рукам прибрать. Но это было мимолетное чувство, которое заслонялось сейчас же другим, именно тем инстинктивным страхом, какой испытывают только животные.
— Давно собираюсь роденьку свою навестить, — объяснял он Самоварнику. — К Никону Авдеичу,
значит… Не чужой он мне, ежели разобрать. Свояком приходится.
— Теперь молодым ход, Петр Елисеич, а нас, стариков, на подножный корм погонят всех…
Значит, другого не заслужили. Только я так думаю, Петр Елисеич, что и без нас тоже дело не обойдется. Помудрят малым делом, а потом нас же за оба бока и ухватят.
— А что
значит, папа, быть хозяйкой?
— Да ведь мне-то обидно: лежал я здесь и о смертном часе сокрушался, а ты подошла — у меня все нутро точно перевернулось… Какой же я после этого человек есть, что душа у меня коромыслом? И весь-то грех в мир идет единственно через вас, баб,
значит… Как оно зачалось, так, видно, и кончится. Адам начал, а антихрист кончит. Правильно я говорю?.. И с этакою-то нечистою душой должен я скоро предстать туда, где и ангелы не смеют взирати… Этакая нечисть, погань, скверность, — вот што я такое!
— Мало тебе,
значит, и этого? А видела тогда на росстани старца Гермогена?
— Да уж этак примерно второй год пошел, родитель, — вежливо отвечал солдат, вытягиваясь в струнку. — Этак по осени,
значит, я на Ключевском очутился…
— Так, так… — рассеянно соглашался Тит, оглядывая избу. — А теперь,
значит, этово-тово, при брате состоишь?
— А все от тебя, Тит… Теперь вот рендую покос у Мавры,
значит, у Окулкиной матери. Самой-то ей,
значит, не управиться, Окулко в остроге, Наташка не к шубе рукав — загуляла девка, а сынишка меньшой в мальчиках у Самойла Евтихыча. Достиг ты меня, Тит, вот как достиг… Какой я человек без покосу-то?..
— А такой… Дурашлив уродился,
значит, а моей причины тут нет, — огрызался Тит, выведенный из терпения. — Руки бы вам отрубить, лежебокам… Нашли виноватого!.. Вон у Морока покос по людям гуляет, его бы взял. Из пятой копны сдает Морок покос-то, шальная голова, этово-тово…
«Выхлебать Ваньку Голого»
значило иносказательно разориться. Это выражение часто употреблялось в Хохлацком конце.
Конечно, эти уловки ничего не
значили, но сваты сами почему-то избегали встреч, помня свои раздоры относительно орды.
— Здесь,
значит, скиты кончились, а выше по Каменке еще есть, к Заболотью.
— А вон толстая, с кумачным подзором…
Значит, солдатка Аннушка.
—
Значит, обнадеживают, которые есть знающие? — спрашивал Макар.
— А мочеганам уж,
значит, насчет земли шабаш? — любопытствовал Макар.
— И в скитах так же живут, — неохотно отвечал Мосей. — Те же люди, как и в миру, а только название одно: скит… Другие скитские-то, пожалуй, и похуже будут мирских. Этак вон сибирские старцы проезжали как-то по зиме… С Москвы они,
значит, ехали, от боголюбивых народов, и денег везли с собой уйму.
— Большие тысячи, сказывают… Ну, их,
значит, старцев, и порешили в лесу наши скитские, а деньги себе забрали. Есть тут один такой-то инок… Волк он, а не инок. Теперь уж он откололся от скитов и свою веру объявил. Скитницу еще за собой увел… Вот про него и сказывают, что не миновали его рук убитые-то сибирские старцы.
В писании сказано: имущие жены в последнее время будут яко неимущие;
значит, жена грех, а про сестру ничего в писании не сказано.