— Кто ведет правильную и регулярную жизнь,
дорогая сестрица, того никакая отрава не возьмет. Вот хоть бы меня взять в пример. Был я на краю погибели, умирал, мучился, а теперь ничего. Только во рту пожгло и в глотке саднит, а всё тело здорово, слава богу… А отчего? Потому что регулярная жизнь.
«Mais comme il riait sous cape, се comte (il est tres fin), quand je lui debitais toutes les sottes reflexions de mes chères soeurs! Vieilles chiennes!..» [Но как он смеялся исподтишка, этот граф (он очень хитер), когда я излагал ему все глупые соображения моих
дорогих сестриц!
Неточные совпадения
Итого восемьдесят копеек, и в крайнем случае рубль на ассигнации!] выгоднее будет часа два-три посидеть у
сестрицы, которая, конечно, будет рада возобновлению родственных отношений и постарается удоволить
дорогую гостью.
— Признаться сказать, я и забыла про Наташку, — сказала она. — Не следовало бы девчонку баловать, ну да уж, для
дорогих гостей, так и быть — пускай за племянничка Бога молит. Ах, трудно мне с ними,
сестрица, справляться! Народ все сорванец — долго ли до греха!
Я сообщил моей
сестрице, что мне невесело в Багрове, что я боюсь дедушки, что мне хочется опять в карету, опять в
дорогу, и много тому подобного; но
сестрица, плохо понимая меня, уже дремала и говорила такой вздор, что я смеялся.
Я собрался прежде всех: уложил свои книжки, то есть «Детское чтение» и «Зеркало добродетели», в которое, однако, я уже давно не заглядывал; не забыл также и чурочки, чтоб играть ими с
сестрицей; две книжки «Детского чтения», которые я перечитывал уже в третий раз, оставил на
дорогу и с радостным лицом прибежал сказать матери, что я готов ехать и что мне жаль только оставить Сурку.
— А вас, сударь Воин Васильевич, и всю честную компанию с
дорогою именинницей. И затем, сударь, имею честь доложить, что, прислав нас с
сестрицей для принесения вам их поздравления, и господин мой и Пармен Семенович Туганов просят извинения за наше холопье посольство; но сами теперь в своих минутах не вольны и принесут вам в том извинение сегодня вечером.