Неточные совпадения
Мир перед ее
глазами расстилался
в грехе и несовершенствах, как библейская юдоль плача, а на себя она смотрела как на гостью, которая пришла, повернулась и должна уже думать о возвращении
в неизвестное и таинственное «домой».
Мир раскрывался перед ее полудетскими
глазами во всей своей непривлекательной наготе, и она, как молодое растение, впитывала
в себя окружающие ее мысли и чувства.
Теория греховности
мира проходила перед ее детскими
глазами в живых и ярких образах.
Восторженно-благоговейное чувство охватило ее с новою силой, и слезы навертывались на
глаза от неиспытанного еще счастья, точно она переселилась
в какой-то новый
мир, а зло осталось там, далеко позади.
В избушке Таисьи Нюрочка познакомилась и с сестрой Авгарью, которая редко говорила, а обыкновенно сидела, опустив
глаза. Нюрочку так и тянуло к этой застывшей женской красоте, витавшей умом
в неведомом для нее
мире. Когда Нюрочка сделала попытку разговориться с этою таинственною духовною сестрой, та взглянула на нее какими-то испуганными
глазами и отодвинулась, точно боялась осквернить своим прикосновением еще нетронутую чистоту.
Неточные совпадения
— Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело, — сказала Анна, и Кити увидела
в ее
глазах тот особенный
мир, который ей не был открыт. — Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно….
Детскость выражения ее лица
в соединении с тонкой красотою стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало
в ней, это было выражение ее
глаз, кротких, спокойных и правдивых, и
в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина
в волшебный
мир, где он чувствовал себя умиленным и смягченным, каким он мог запомнить себя
в редкие дни своего раннего детства.
Мы тронулись
в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько
глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала
в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала
в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над
миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Поклонник славы и свободы, //
В волненье бурных дум своих, // Владимир и писал бы оды, // Да Ольга не читала их. // Случалось ли поэтам слезным // Читать
в глаза своим любезным // Свои творенья? Говорят, // Что
в мире выше нет наград. // И впрямь, блажен любовник скромный, // Читающий мечты свои // Предмету песен и любви, // Красавице приятно-томной! // Блажен… хоть, может быть, она // Совсем иным развлечена.
— Ты мне окончательно открыл
глаза! — воскликнул он. — Я недаром всегда утверждал, что ты самый добрый и умный человек
в мире; а теперь я вижу, что ты такой же благоразумный, как и великодушный…