Неточные совпадения
Действительно, в дверях показалась высокая бледная девушка, с
черными волосами и большими серыми глазами; она была одета в розовое ситцевое платье, а не в сарафан, как Фатевна и Феша.
Поставив на стол железный поднос,
на котором стоял графин с водкой и какая-то закуска, девушка, опустив глаза, неслышными шагами, как тень, вышла из комнаты; Мухоедов послал ей воздушный поцелуй, но девушка не обратила никакого внимания
на эту любезность и только хлопнула дверью.
Было светлое осеннее утро, когда мы вынесли
черный гроб из избы и
поставили на телегу; Рыжку предстояло в последний раз везти своего хозяина в далекий путь. Яша, в рваном полушубке и с босыми ногами, без шапки, с блуждающими добрыми глазами и длинной палкой в руке, суетился, кажется, больше всех: помогал выносить гроб, несколько раз пробовал, крепко ли он стоит
на телеге, и постоянно бормотал...
— Quatre! [Четыре! (фр.)] — крикнул крупёр. Всего, с прежнею ставкою, опять очутилось шесть тысяч флоринов. Я уже смотрел, как победитель, я уже ничего, ничего теперь не боялся и бросил четыре тысячи флоринов на черную. Человек девять бросилось, вслед за мной, тоже
ставить на черную. Крупёры переглядывались и переговаривались. Кругом говорили и ждали.
Кончились простины. Из дома вынесли гроб на холстах и,
поставив на черный «одёр» [Носилки, на которых носят покойников. За Волгой, особенно между старообрядцами, носить покойников до кладбища на холстах или же возить на лошадях почитается грехом.], понесли на плечах. До кладбища было версты две, несли переменяясь, но Никифор как стал к племяннице под правое плечо, так и шел до могилы, никому не уступая места.
Неточные совпадения
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча.
На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой —
черная доска,
на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски был угол, в который нас
ставили на колени.
С молитвой
поставив свой посох в угол и осмотрев постель, он стал раздеваться. Распоясав свой старенький
черный кушак, он медленно снял изорванный нанковый зипун, тщательно сложил его и повесил
на спинку стула. Лицо его теперь не выражало, как обыкновенно, торопливости и тупоумия; напротив, он был спокоен, задумчив и даже величав. Движения его были медленны и обдуманны.
И не только жалкое, а, пожалуй, даже смешное; костлявые, старые лошади
ставили ноги в снег неуверенно,
черные фигуры в цилиндрах покачивались
на белизне снега, тяжело по снегу влачились их тени,
на концах свечей дрожали ненужные бессильные язычки огней — и одинокий человек в очках, с непокрытой головой и растрепанными жидкими волосами
на ней.
Дронов
поставил на его место угрюмого паренька, в
черной суконной косоворотке, скуластого, с оскаленными зубами, и уже внешний вид его действовал Самгину
на нервы.
— История, дорогой мой,
поставила пред нами задачу: выйти
на берег Тихого океана, сначала — через Маньчжурию, затем, наверняка, через Персидский залив. Да, да — вы не улыбайтесь. И то и другое — необходимо, так же, как необходимо открыть
Черное море. И с этим надобно торопиться, потому что…