Неточные совпадения
В переднем углу,
в золоченом иконостасе, темнели образа старинного письма; изможденные, высохшие лица угодников, с вытянутыми
в ниточку носами и губами, с глубокими морщинами на
лбу и под глазами, уныло глядели из дорогих золотых окладов, осыпанных жемчугом, алмазами, изумрудами и рубинами.
— Добрые вести не лежат на месте! — весело проговорила высокая, полная женщина, показываясь
в дверях спальни; за ее плечом виднелось розовое бойкое лицо Верочки, украшенное на
лбу смешным хохолком.
Когда Надежда Васильевна улыбалась, у нее на широком белом
лбу всплывала над левой бровью такая же морщинка, как у Василья Назарыча. Привалов заметил эту улыбку, а также едва заметный жест левым плечом, — тоже отцовская привычка. Вообще было заметно сразу, что Надежда Васильевна ближе стояла к отцу, чем к матери.
В ней до мельчайших подробностей отпечатлелись все те характерные особенности бахаревского типа, который старый Лука подводил под одно слово: «прерода».
Часто и хозяин и гости прямо с пьяной оргии попадали
в моленные и здесь отбивали земные поклоны до синяков на
лбу.
На
лбу были глубокие морщины, волосы открывали лысину, рот складывался
в искривленную, неестественную улыбку.
— Тонечка, голубчик, ты спасла меня, как Даниила, сидящего во рву львином! — закричал Веревкин, когда
в дверях столовой показалась высокая полная женщина
в летней соломенной шляпе и
в травянистого цвета платье. — Представь себе, Тонечка, твой благоверный сцепился с Сергеем Александрычем, и теперь душат друг друга такой ученостью, что у меня чуть очи изо
лба не повылезли…
В ней все было красиво: и небольшой белый
лоб с шелковыми прядями мягких русых волос, и белый детски пухлый подбородок, неглубокой складкой, как у полных детей, упиравшийся
в белую, точно выточенную шею с коротенькими золотистыми волосами на крепком круглом затылке, и даже та странная лень, которая лежала, кажется,
в каждой складке платья, связывала все движения и едва теплилась
в медленном взгляде красивых светло-карих глаз.
Половодов скрепя сердце тоже присел к столу и далеко вытянул свои поджарые ноги; он смотрел на Ляховского и Привалова таким взглядом, как будто хотел сказать: «Ну, друзья, что-то вы теперь будете делать… Посмотрим!» Ляховский
в это время успел вытащить целую кипу бумаг и бухгалтерских книг, сдвинул свои очки совсем на
лоб и проговорил деловым тоном...
Ляховский кричал еще несколько минут, велел при себе убрать новую метлу
в завозню и вернулся
в кабинет с крупными каплями холодного пота на
лбу.
Это шумное веселье было неожиданно прервано появлением нового лица. Однажды, когда Привалов занимался с Ляховским
в его кабинете, старик, быстро сдвинув очки на
лоб, проговорил...
В кабинете Ляховского весело и дружелюбно беседовали с хозяином Половодов и «дядюшка». Особенным оживлением отличался сегодня Половодов. Он фамильярно трепал дядюшку по плечу и старался разогнать
в Ляховском те минуты сомнений, которые оставляли на его
лбу глубокие морщины и заставляли брови плотно сдвигаться. Ляховский, очевидно, не решался на что-то, чего домогался Половодов; дядюшка держался
в стороне и только напряженно улыбался, сохраняя свой розово-херувимский вид.
Отворив двери, Надежда Васильевна увидела такую картину: Данила Семеныч стоял
в углу, весь красный, с крупными каплями пота на
лбу, а Василий Назарыч, не помня себя от ярости, бросался из угла
в угол, как раненый зверь.
Привалов вздохнул свободнее, когда вышел наконец из буфета.
В соседней комнате через отворенную дверь видны были зеленые столы с игроками. Привалов заметил Ивана Яковлича, который сдавал карты. Напротив него сидел знаменитый Ломтев, крепкий и красивый старик с длинной седой бородой, и какой-то господин с зеленым лицом и взъерошенными волосами. По бледному лицу Ивана Яковлича и по крупным каплям пота, которые выступали на его выпуклом облизанном
лбу, можно было заключить, что шла очень серьезная игра.
Ляховский отодвинул
в сторону свой последний проект против компании «Пуцилло-Маляхинский» и приготовился слушать; он даже вытащил вату, которой закладывал себе уши
в последнее время. Привалов передал все, что узнал от Бахарева о конкурсе и назначении нового управителя
в Шатровские заводы. Ляховский слушал его внимательно, и по мере рассказа его лицо вытягивалось все длиннее и длиннее, и на
лбу выступил холодный пот.
Привалов поставил карту — ее убили, вторую — тоже, третью — тоже. Отсчитав шестьсот рублей, он отошел
в сторону. Иван Яковлич только теперь его заметил и поклонился с какой-то больной улыбкой; у него на
лбу выступали капли крупного пота, но руки продолжали двигаться так же бесстрастно, точно карты сами собой падали на стол.