Неточные совпадения
Заплатина, дама неопределенных лет с выцветшим
лицом, стояла перед зеркалом
в утреннем дезабилье.
В переднем углу,
в золоченом иконостасе, темнели образа старинного письма; изможденные, высохшие
лица угодников, с вытянутыми
в ниточку носами и губами, с глубокими морщинами на лбу и под глазами, уныло глядели из дорогих золотых окладов, осыпанных жемчугом, алмазами, изумрудами и рубинами.
— Добрые вести не лежат на месте! — весело проговорила высокая, полная женщина, показываясь
в дверях спальни; за ее плечом виднелось розовое бойкое
лицо Верочки, украшенное на лбу смешным хохолком.
Верочка
в эту минуту
в своем смущении, с широко раскрытыми карими глазами, с блуждающей по
лицу улыбкой, с вспыхивавшими на щеках и подбородке ямочками была действительно хороша.
Глухонемая бросилась к девушке и принялась ее душить
в своих могучих объятиях, покрывая безумными поцелуями и слезами ее
лицо, шею, руки.
Самым удивительным
в этом суровом
лице с сросшимися седыми бровями и всегда сжатыми плотно губами была улыбка.
Привалов поздоровался с девушкой и несколько мгновений смотрел на нее удивленными глазами, точно стараясь что-то припомнить.
В этом спокойном девичьем
лице с большими темно-серыми глазами для него было столько знакомого и вместе с тем столько нового.
Глядя на испитое, сморщенное
лицо Хионии Алексеевны, трудно было допустить мысль, что ей когда-нибудь, даже
в самом отдаленном прошлом, могло быть шестнадцать лет.
С появлением девушек
в комнату ворвались разные детские воспоминания, которые для постороннего человека не имели никакого значения и могли показаться смешными, а для действующих
лиц были теперь особенно дороги.
Вечером этого многознаменательного дня
в кабинете Василья Назарыча происходила такая сцена. Сам старик полулежал на свеем диване и был бледнее обыкновенного. На низенькой деревянной скамеечке, на которую Бахарев обыкновенно ставил свою больную ногу, теперь сидела Надежда Васильевна с разгоревшимся
лицом и с блестящими глазами.
Хиония Алексеевна произносила этот монолог перед зеркалом, откуда на нее смотрело испитое, желтое
лицо с выражением хищной птицы, которой неожиданно попала
в лапы лакомая добыча. Погрозив себе пальцем, почтенная дама проговорила...
Матрешка усомнилась; она не отдала бы своих двугривенных ни
в какой банк. «Так и поверила тебе, — думала она, делая глупое
лицо, — нашла дуру…»
Именно
в этом флигельке теперь билось сердце Привалова, билось хорошим, здоровым чувством, а
в окно флигелька смотрело на Привалова такое хорошее девичье
лицо с большими темно-серыми глазами и чудной улыбкой.
В эти минуты одиночества, когда Привалов насильно усаживал себя за какую-нибудь книгу или за вычисления по каким-нибудь планам, он по десяти раз перебирал
в своей памяти все,
в чем действующим
лицом являлась Надежда Васильевна.
В самых глупостях, которые говорил Nicolas Веревкин с совершенно серьезным
лицом, было что-то особенное: скажи то же самое другой, — было бы смешно и глупо, а у Nicolas Веревкина все сходило с рук за чистую монету.
Виктор Васильич спал
в самой непринужденной позе: лежа на спине, он широко раскинул руки и свесил одну ногу на пол; его молодое
лицо дышало завидным здоровьем, и по
лицу блуждала счастливая улыбка.
Ведь
в этом
лице было что-то общее с выражением
лица Надежды Васильевны.
Этот старинный дом, эти уютные комнаты, эта старинная мебель, цветы,
лица прислуги, самый воздух — все это было слишком дорого для него, и именно
в этой раме Надежда Васильевна являлась не просто как всякая другая девушка, а последним словом слишком длинной и слишком красноречивой истории,
в которую было вплетено столько событий и столько дорогих имен.
Привалов, пока Заплатина успела немного прийти
в себя, уже проходил на половину Марьи Степановны. По дороге мелькнуло улыбнувшееся
лицо Даши, а затем показалась Верочка. Она была
в простеньком ситцевом платье и сильно смутилась.
Бахарев сегодня был
в самом хорошем расположении духа и встретил Привалова с веселым
лицом. Даже болезнь, которая привязала его на целый месяц
в кабинете, казалась ему забавной, и он называл ее собачьей старостью. Привалов вздохнул свободнее, и у него тоже гора свалилась с плеч. Недавнее тяжелое чувство разлетелось дымом, и он весело смеялся вместе с Василием Назарычем, который рассказал несколько смешных историй из своей тревожной, полной приключений жизни.
Откинувшись на спинку кресла и закрыв
лицо руками, старик
в каком-то забытьи повторял...
Она не была красавицей;
лицо у ней было совсем неправильно; но
в этой еще формировавшейся, с детскими угловатыми движениями девушке Агриппина Филипьевна чувствовала что-то обещающее и очень оригинальное.
Когда Веревкин показался наконец из-за ширмы
в светло-желтой летней паре из чечунчи, Иван Яковлич сделал озабоченное
лицо и проговорил с своей неопределенной улыбкой...
Лепешкин приложил свое вспотевшее, оплывшее
лицо к ручке Аллы, поздоровался с дядюшкой, хлопнув его своей пятерней по коленку, и проговорил, грузно опускаясь
в кресло...
Веревкин только вздохнул и припал своим красным
лицом к тарелке. После ботвиньи Привалов чувствовал себя совсем сытым, а
в голове начинало что-то приятно кружиться. Но Половодов время от времени вопросительно посматривал на дверь и весь просиял, когда наконец показался лакей с круглым блюдом, таинственно прикрытым салфеткой. Приняв блюдо, Половодов торжественно провозгласил, точно на блюде лежал новорожденный...
— Только, пожалуйста, Тонечка, не включай меня
в число этих «ваших мужчин», — упрашивал Веревкин, отдуваясь и обмахивая
лицо салфеткой.
— Я? Привалова? — удивилась Антонида Ивановна, повертывая к мужу свое мокрое
лицо с следами мыла на шее и голых плечах. «Ах да, непосредственность…» — мелькнуло у ней опять
в голове, и она улыбнулась.
«Нет, это все не то…» — думал Половодов с закрытыми глазами, вызывая
в своей памяти ряд знакомых женских
лиц…
Пока Антонида Ивановна говорила то, что говорят все жены подгулявшим мужьям, Половодов внимательно рассматривал жену, ее высокую фигуру
в полном расцвете женской красоты, красивое
лицо, умный ленивый взгляд, глаза с поволокой.
Антонида Ивановна, по мнению Бахаревой, была первой красавицей
в Узле, и она часто говорила, покачивая головой: «Всем взяла эта Антонида Ивановна, и полнотой, и
лицом, и выходкой!» При этом Марья Степановна каждый раз с коротким вздохом вспоминала, что «вот у Нади, для настоящей женщины, полноты недостает, а у Верочки кожа смуглая и волосы на руках, как у мужчины».
В высохшем помертвелом
лице Ляховского оставались живыми только одни глаза, темные и блестящие они еще свидетельствовали о том запасе жизненных сил, который каким-то чудом сохранился
в его высохшей фигуре.
В этой группе Привалов рассмотрел еще одного молодого человека с длинным испитым
лицом и подгибавшимися на ходу тоненькими ножками; он держал
в руке длинный английский хлыст.
Они прошли
в угловую комнату и поместились около круглого столика. Ляховская сделала серьезное
лицо и посмотрела вопросительно своими темными глазами.
В ее глазах,
в выражении
лица,
в самой позе было что-то новое для него.
Мы уже видели, что
в нем были и Лепешкин, и Виктор Васильич, и еще много других
лиц, на которых Ляховскому приходилось смотреть сквозь пальцы.
Это шумное веселье было неожиданно прервано появлением нового
лица. Однажды, когда Привалов занимался с Ляховским
в его кабинете, старик, быстро сдвинув очки на лоб, проговорил...
Старик остался
в гостиной и долго разговаривал с Приваловым о делах по опеке и его визитах к опекунам. По
лицу старика Привалов заметил, что он недоволен чем-то, но сдерживает себя и не высказывается. Вообще весь разговор носил сдержанный, натянутый характер, хотя Василий Назарыч и старался казаться веселым и приветливым по-прежнему.
У Ляховского тоже было довольно скучно. Зося хмурилась и капризничала. Лоскутов жил
в Узле вторую неделю и часто бывал у Ляховских. О прежних увеселениях и забавах не могло быть и речи; Половодов показывался
в гостиной Зоси очень редко и сейчас же уходил, когда появлялся Лоскутов. Он не переваривал этого философа и делал равнодушное
лицо.
Звонок повторился с новой силой, и когда Лука приотворил дверь, чтобы посмотреть на своего неприятеля, он даже немного попятился назад:
в дверях стоял низенький толстый седой старик с желтым калмыцким
лицом, приплюснутым носом и узкими черными, как агат, глазами. Облепленный грязью татарский азям и смятая войлочная шляпа свидетельствовали о том, что гость заявился прямо с дороги.
Надежда Васильевна, не слушая болтовни Луки, торопливо шла уже
в переднюю, где и встретилась
лицом к
лицу с самим Данилой Семенычем, который, очевидно, уже успел пропустить с приезда и теперь улыбался широчайшей, довольной улыбкой, причем его калмыцкие глаза совсем исчезали, превращаясь
в узкие щели.
— Ну что, отзвонился? — спросит только Василий Назарыч, когда Шелехов наконец появится
в его кабинете с измятым
лицом и совсем оплывшими глазами.
Когда Привалов повернулся, чтобы снять пальто, он
лицом к
лицу встретился с Данилушкой. Старик смотрел на него пристальным, насквозь пронизывающим взглядом. Что-то знакомое мелькнуло Привалову
в этом желтом скуластом
лице с редкой седой бородкой и узкими, маслянисто-черными глазами.
Одно
лицо смотрело на нее постоянно, и она
в каждом деле мысленно советовалась с ним.
В сдержанном выражении
лиц,
в уверенных взглядах Надежда Васильевна, как по книге, читала совершавшуюся перед ней тяжелую борьбу.
Привалов с особенным удовольствием оглядывал теперь коренастую, немного сутуловатую фигуру Кости, его суконную рыжую поддевку, черные шаровары, заправленные
в сапоги, и это широкое русское
лицо с окладистой русой бородой и прищуренными глазами.
Привалов старался внимательно вслушаться
в некоторые проекты, но не мог и только замечал, как
лицо Кости делалось все краснее и краснее, а глаза заметно суживались.
Вечером
в кабинете Бахарева шли горячие споры и рассуждения на всевозможные темы. Горничной пришлось заменить очень много выпитых бутылок вина новыми.
Лица у всех раскраснелись, глаза блестели. Все выходило так тепло и сердечно, как
в дни зеленой юности. Каждый высказывал свою мысль без всяких наружных прикрытий, а так, как она выливалась из головы.
Но здесь совсем другое: эти бронзовые испитые
лица с косыми темными глазами глядят на вас с тупым безнадежным отчаянием, движения точно связаны какой-то мертвой апатией даже
в складках рваных азямов чувствовалось эта чисто азиатское отчаяние
в собственной судьбе.
Вглядываясь
в выражение
лица Лоскутова, Привалов испытывал иногда щемящее, неприятное чувство…
Обрюзглое
лицо, мешки под глазами, красный нос, мутный тупой взгляд больших темных глаз и дрожавшие руки красноречиво свидетельствовали, чем занималась пани Марина
в своих пяти комнатах, где у Приваловых был устроен приют для какого-то беглого архиерея.