Неточные совпадения
Чтобы довершить характеристику той
жизни, какая шла
в домике Заплатиных, нужно сказать, что французский язык был его душой, альфой и омегой.
— И отличное дело: устрою
в монастырь… Ха-ха…Бедная моя девочка, ты не совсем здорова сегодня… Только не осуждай мать, не бери этого греха на душу:
жизнь долга, Надя; и так и этак передумаешь еще десять раз.
Жизнь в гуляевских палатах была создана по типу древнего благочестия,
в жертву которому здесь приносилось все.
Марья Степановна как женщина окружила
жизнь в этом доме целым ореолом святых для нее воспоминаний.
Когда, перед сватовством, жениху захотелось хоть издали взглянуть на будущую подругу своей
жизни, это позволили ему сделать только
в виде исключительной милости, и то при таких условиях: жениха заперли
в комнату, и он мог видеть невесту только
в замочную скважину.
Гнездо было разорено, и
в приваловских палатах полилась широкой рекой такая
жизнь, о которой по настоящее время ходят баснословные слухи.
Таким образом,
в руках Александра Привалова очутились баснословные богатства, которыми он распорядился по-своему и которые стоили его жене
жизни.
Беспримерное, чудовищное богатство Привалова создало
жизнь баснословную
в летописях Урала.
Какая
жизнь происходила
в этом дворце
в наше расчетливое, грошовое время, — трудно даже представить; можно сказать только, что русская натура развернулась здесь во всю свою ширь.
Мальчик еще при
жизни отца находился под руководством Бахарева и жил
в его доме; после смерти Александра Привалова Бахарев сделался опекуном его сына и с своей стороны употребил все усилия, чтобы дать всеми оставленному сироте приличное воспитание.
Жизнь в бахаревском доме навсегда осталась для Привалова самой светлой страницей
в его воспоминаниях. Все, что он привык уважать и считал лучшим, он соединял
в своем уме с именем Бахаревых.
Эта
жизнь являлась сколком с той
жизни, которая когда-то происходила
в хоромах Павла Михайлыча Гуляева.
Эти взгляды на воспитание встретили жестокий отпор со стороны Марьи Степановны, которая прожила целую
жизнь в замкнутой раскольничьей среде и не хотела знать никаких новшеств.
Он рассматривал потемневшее полотно и несколько раз тяжело вздохнул: никогда еще ему не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так не желал ее видеть, как
в настоящую минуту. На душе было так хорошо,
в голове было столько мыслей, но с кем поделиться ими, кому открыть душу! Привалов чувствовал всем существом своим, что его
жизнь осветилась каким-то новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
— Мне тяжело ехать, собственно, не к Ляховскому, а
в этот старый дом, который построен дедом, Павлом Михайлычем. Вам, конечно, известна история тех безобразий, какие творились
в стенах этого дома. Моя мать заплатила своей
жизнью за удовольствие жить
в нем…
Бахарев сегодня был
в самом хорошем расположении духа и встретил Привалова с веселым лицом. Даже болезнь, которая привязала его на целый месяц
в кабинете, казалась ему забавной, и он называл ее собачьей старостью. Привалов вздохнул свободнее, и у него тоже гора свалилась с плеч. Недавнее тяжелое чувство разлетелось дымом, и он весело смеялся вместе с Василием Назарычем, который рассказал несколько смешных историй из своей тревожной, полной приключений
жизни.
Впрочем,
в трудные минуты своей
жизни,
в случае крупного проигрыша или какого-нибудь скандала, Иван Яковлич на короткое время являлся у своего семейного очага и довольно терпеливо разыгрывал скромного семьянина и почтенного отца семейства.
Но и этот, несомненно, очень ловкий modus vivendi [образ
жизни (фр.).] мог иметь свой естественный и скорый конец, если бы Агриппина Филипьевна, с одной стороны, не выдала своей старшей дочери за директора узловско-моховского банка Половодова, а с другой — если бы ее первенец как раз к этому времени не сделался одним из лучших адвокатов
в Узле.
Дядюшка Оскар Филипыч принадлежал к тому типу молодящихся старичков, которые постоянно улыбаются самым сладким образом, ходят маленькими шажками,
в качестве старых холостяков любят дамское общество и непременно имеют какую-нибудь странность: один боится мышей, другой не выносит каких-нибудь духов, третий целую
жизнь подбирает коллекцию тросточек разных исторических эпох и т. д.
Женитьба на Антониде Ивановне была одним из следствий этого увлечения тайниками народной
жизни: Половодову понравились ее наливные плечи, ее белая шея, и Антонида Ивановна пошла
в pendant к только что отделанному дому с его расписными потолками и синими петухами.
Согласитесь, что одно сознание такой истины
в состоянии отравить
жизнь.
С этой точки зрения русские горные заводы, выстроенные на даровой земле крепостным трудом,
в настоящее время являются просто язвой
в экономической
жизни государства, потому что могут существовать только благодаря высоким тарифам, гарантиям, субсидиям и всяким другим льготам, которые приносят громадный вред народу и обогащают одних заводчиков.
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки
в нашей
жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством.
В тайге охотник бьет медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
И, странная вещь, после своего визита к maman, которая, конечно, с истинно светским тактом открыла глаза недоумевавшей дочери, Антонида Ивановна как будто почувствовала большее уважение к мужу, потому что и
в ее
жизни явился хоть какой-нибудь интерес.
Особенно
в мелочах, из которых складывается вся
жизнь.
Это были жилые комнаты
в полном смысле этого слова,
в них все говорило о
жизни и живых людях.
Даже самый беспорядок
в этих комнатах после министерской передней, убожества хозяйского кабинета и разлагающегося великолепия мертвых залов, — даже беспорядок казался приятным, потому что красноречиво свидетельствовал о присутствии живых людей: позабытая на столе книга, начатая женская работа, соломенная шляпка с широкими полями и простеньким полевым цветочком, приколотым к тулье, — самый воздух, кажется, был полон
жизни и говорил о чьем-то невидимом присутствии, о какой-то женской руке, которая производила этот беспорядок и расставила по окнам пахучие летние цветы.
Сам по себе приваловский дом был замечательным явлением, как живой памятник отошедшего
в вечность бурного прошлого; по еще замечательнее была та
жизнь, которая совершалась под его проржавевшей кровлей.
Чтобы докончить характеристику
жизни в доме Ляховского, мы должны остановиться на Альфонсе Богданыче и Пальке.
Предоставленный самому себе, он, вероятно, скоро бы совсем смотался
в закружившем его вихре цивилизованной
жизни, но его спасли золотые промыслы, которые по своей лихорадочной азартной деятельности как нельзя больше соответствовали его характеру.
Марья Степановна сидела
в кресле и сквозь круглые очки
в старинной оправе читала «Кириллову книгу».
В трудные минуты
жизни она прибегала к излюбленным раскольничьим книгам,
в которых находила всегда и утешение и подкрепление. Шаги Привалова заставили ее обернуться. Когда Привалов появился
в дверях, она поднялась к нему навстречу, величавая и спокойная, как всегда. Они молча обменялись взглядами.
Только книга
в почерневшем кожаном переплете с медными застежками была новостью для Привалова, и он машинально рассматривал теперь тисненые узоры на обложке этой книги, пока Марья Степановна как ни
в чем не бывало перебирала разные пустяки, точно они только вчера расстались и
в их
жизни ничего не произошло нового.
В своем косоклинном сарафане и сороке она выглядела прежней боярыней и по-прежнему справляла бесконечную службу
в моленной, куда к ней по-прежнему сходились разные старцы
в длиннополых кафтанах, подозрительные старицы и разный другой люд, целую
жизнь ютящийся около страннолюбивых и нищекормливых богатых раскольничьих домов.
Именно теперь, при тяжелом испытании, которое неожиданно захватило их дом, девушка с болезненной ясностью поняла все те тайные пружины, которые являлись
в его
жизни главной действующей силой.
А дело, кажется, было ясно как день: несмотря на самую святую дружбу, несмотря на пансионские воспоминания и также на то, что
в минуту
жизни трудную Агриппина Филипьевна перехватывала у Хионии Алексеевны сотню-другую рублей, — несмотря на все это, Агриппина Филипьевна держала Хионию Алексеевну
в известной зависимости, хотя эта зависимость и выражалась
в самой мягкой, дружеской форме.
Чтобы вырваться из этой системы паразитизма, воспитываемой
в течение полутораста лет, нужны нечеловеческие усилия, тем более что придется до основания разломать уже существующие формы заводской
жизни.
По-моему, вы выбрали особенно удачный момент для своего предприятия: все общество переживает период брожения всех сил, сверху донизу, и вот
в эту лабораторию творящейся
жизни влить новую струю, провести новую идею особенно важно.
Дело
в том, что во всех предприятиях рассчитываются прежде всего экономические двигатели и та система форм,
в какую отлилась
жизнь.
Привалов с глубоким интересом всматривался
в этот новый для него тип, который создался и вырос на наших глазах, вместе с новыми требованиями, запросами и веяниями новой
жизни.
— Но ведь я могла быть другим человеком, — продолжала Зося
в каком-то полузабытьи, не слушая Лоскутова. — Может быть, никто так сильно не чувствует пустоту той
жизни, какою я живу… Этой пустотой отравлены даже самые удовольствия… Если бы… Вам, может быть, скучно слушать мою болтовню?
— Но ведь
в ваших руках все средства, чтобы устроить
жизнь совсем иначе… Вам стоит только захотеть.
— И тщеславие… Я не скрываю. Но знаете, кто сознает за собой известные недостатки, тот стоит на полдороге к исправлению. Если бы была такая рука, которая… Ах да, я очень тщеславна! Я преклоняюсь пред силой, я боготворю ее. Сила всегда оригинальна, она дает себя чувствовать во всем. Я желала бы быть рабой именно такой силы, которая выходит из ряду вон, которая не нуждается вот
в этой мишуре, — Зося обвела глазами свой костюм и обстановку комнаты, — ведь такая сила наполнит целую
жизнь… она даст счастье.
Прежней Антониды Ивановны точно не существовало, а была другая женщина, которая, казалось, не знала границ своим желаниям и
в опьяняющем чаду своей фантазии безрассудно жгла две
жизни.
Как удивилась бы Марья Степановна, если бы увидела работу дочери: много прибавилось бы бессонных ночей
в ее
жизни.
Публика начала съезжаться на воды только к концу мая. Конечно, только половину этой публики составляли настоящие больные, а другая половина ехала просто весело провести время, тем более что летом
жизнь в пыльных и душных городах не представляет ничего привлекательного.
Но этот отдых продолжался всего один день, а когда Хиония Алексеевна показалась
в курзале, она сразу попала
в то пестрое течение,
в котором барахталась всю свою
жизнь.
Жизнь в кошах быстро восстановила здоровье Зоси.
В его груди точно что-то растаяло, и ему с болезненной яркостью представилась мысль: вот он, старик, доживает последние годы, не сегодня завтра наступит последний расчет с
жизнью, а он накануне своих дней оттолкнул родную дочь, вместо того чтобы простить ее.
Жизнь в обновленном приваловском доме катилась порывистой бурной струей, шаг за шагом обнажая для Привалова то многое, чего он раньше не замечал.
На первый раз для Привалова с особенной рельефностью выступили два обстоятельства: он надеялся, что шумная
жизнь с вечерами, торжественными обедами и парадными завтраками кончится вместе с медовым месяцем,
в течение которого
в его доме веселился весь Узел, а затем, что он заживет тихой семейной
жизнью, о какой мечтал вместе с Зосей еще так недавно.